Повествование вардапета Аристакэса Ластиверци

О, сколь горестен был рассвет этого дня! Свет бестелесный возник в первый день от слова божьего, на четвертый день соединился с материей и разделился на [два] светила, которые обрели власть над днем и ночью и навеки стали двигаться над землей; одно из них зовет людей к труду, другое придает смелость зверям. Ныне полдень того дня стал для нас мрачной ночью, а племя озверевших язычников, которые, согласно словам пророка, издавна рычали в своих логовах, /71/ взалкали паству божью. И когда наступила ночь, они вышли и рассеялись по поверхности земли, нашли обильную добычу, насытились пищей, а остатки кинули своим детенышам, [утолив их голод] на долгие годы. И хотя повсюду им была уготовлена богатая добыча, ибо страна оказалась для них плодообильным раем, но в особенности так было в гаваре Мананали[238], близ горы, которая зовется Смбатовой крепостью, ибо там сосредоточилось бесчисленное множество беженцев и скота. Напав на них, неверные разрушили их замки, ворвались туда и предали всех мечу.

Это было горестное зрелище, достойное слез. Сраженных добивали, а укрывавшихся среди скал поражали стрелами, прятавшихся в горных выемках приканчивали громадными камнями, и тела их валились в ущелья, подобно кучам древесной щепы. Сколь горестен был рассвет того дня! Преисполненные смелости вооруженные удальцы держались друг около друга, малодушные ослабевали, у женщин мутился разум, юнцы выказывали мужество, но исхода не находили. И со всех сторон их окружала вражеская стена. Чувство к любимым было утрачено, к друзьям не было сочувствия. Отец забыл о сострадании к сыновьям, мать утратила любовь к младенцам. Молодой жене было не вспомнить о любви к мужу, и муж забыл о желанной прелести своей супруги. Замолкли /72/ на устах иереев песнопения службы, а псалмопевцев — звуки псалмов. Все было охвачено дрожью и трепетом. В страшной сумятице многие беременные женщины выкинули младенцев... Таким образом, все это войско охватило гору словно бы в охотничьи тенета, пока осажденные совершенно не обессилели.

Когда же наступил вечер, [язычники] взяли добычу, пленных и добро убитых и ушли. А после их ухода там можно было видеть страшное зрелище, достойное оплакивания, страшнее, чем прежде. Различны были предсмертные страдания. Некоторые из валявшихся еще дышали, у них от жажды пересохли языки, и они тихими, слабыми голосами просили утолить жажду, но некому было поднести [воды]. А тяжелораненые не могли произнести звука и задыхались. У тех было перерезано горло, и полумертвые, они еле хрипели. У этих же ныли страшные раны, и они били ногами и рыли ногтями землю. Но там было еще более страшное зрелище, которое могло бы вызвать слезы и рыдания у камней и прочих бездыханных предметов. После того как неверные отвели пленных от горы, они стали вырывать младенцев из материнских объятий и швырять наземь, так что весь их стан кипел от обильной крови. Одних убивали, разбивая о камни, у других же вспарывали животы, так что вываливались внутренности. Но чей бы слух вынес вопли живых! Те, что могли передвигаться сами, разбрелись повсюду и искали своих матерей, и их громким голосам вторило горное эхо. Те, кто не мог держаться /73/ на ногах, ползли на коленях. Те же, что были в совсем еще нежном возрасте, бились о землю, ползая, теряли голос и задыхались. Горестными стенаниями, нескончаемыми возгласами походили они на только что разлученных с матерями овец, которые, согласно своей природе, оглашают воздух бесконечными криками и терзают слух внимающих... Такова твоя горестная история, о гора! [...] Но обратимся к нашей истории. Мне хочется по мере сил своих не торопиться с изложением, дабы суметь у каждого вызвать слезы. Я призываю плакальщиц и Иеремию, дабы они со мной составили плач, ибо рассказ мой не о горах, пещерах и пустынях, где скрываются только беглецы...

XII О БЕСПОЩАДНОЙ РЕЗНЕ В АРЦНЕ [239]

И это в городе, который своим великолепием славился во всем мире, словно был он расположен на горе, а море и суша спешили доставить ему свои плоды, как, пророчествуя об Иерусалиме, говорил великий Иеремия. В прошлом, пока этот город пребывал в изобилии, все в нем было согласно с разумом и он походил на молодую жену, которая приятной красотой и яркими украшениями всем представлялась желанной. Ибо ишханы его были человеколюбивы, судьи справедливы и неподкупны. Купцы возводили и украшали церкви, принимали и ублажали иереев и не оставляли бедных своими милостями и заботами. Торговали честно, обмен товарами происходил без плутовства[240]. Если прибыль получали, давая в рост под проценты, она порицалась, а заказанная [ростовщиками] литургия отвергалась и осуждалась. Повсюду соревновались в благочестии, иереи Арцна были непорочными молитволюбцами, /75/ смиренными служителями церкви. Посему и купцы Арцна благоденствовали и торговцы были как цари над народами[241]. И город наш, весь украшенный и прекрасный, как ясный драгоценный камень, блистал среди прочих городов!