Повитель

— Черт возьми!.. Ты председатель, так и размышляй по-председательски. Скотные дворы разваливаются, амбары надо строить новые. Крытые тока прохудились, каждую осень течет сквозь них, как сквозь сито, зерносушилок нет. Сколько каждую осень хлеба гноим? Веялок у нас хороших нет, плугов нет, борон нет. Да много чего у нас нет. А ты все доходы на трудодни распределяешь. Одним днем живешь! А во что завтра лошадей запрягать? Куда зерно сыпать? Разве так хозяйствуют? Электростанцию вот построили…

— И это плохо, что ли? — ядовито вставил Бородин.

— Плохо! — запальчиво крикнул Ракитин. — Видел я пьяниц — вроде при галстуке, а костюм на голом теле носит. Даже рубахи нет. Так и у нас. Сколько тысяч угробили, а для чего? Добро бы, на фермы провели свет, ток электрифицировали.

— Сперва во все дома бы провести свет, насиделись в темноте, нанюхались керосиновой копоти…

— А хороший хозяин сначала ток бы механизировал, чтоб труд людей облегчить…

— Всему свое время. Возьмем ссуду у государства, еще станцию построим. И под коровник возьмем, и под телятник…

— Да ведь и так в долгах, как в шелках… Больше миллиона рублей должны государству. Кто платить их будет?

— Чего платить? Ждут-пождут — да спишут…

— Спишут, говоришь? Спишут?!

— А то как же? Раскричался тут, учить вздумал!.. С твое-то знаем. Дал немного вздохнуть людям, а ты уже за глотку меня…

Ракитин дрожал всем телом, сдерживая себя. Григорий, видя состояние Тихона, добавил, раздельно выговаривая слова:

— Радетель за колхозное нашелся. Сколько раз тебе творить, чтоб не совал нос в чужие дела?!

2

Туманов возвращался домой из кузницы, Тихон стоял у калитки своего дома, размышляя о чем-то. Он даже не слышал, как Туманов поздоровался с ним. Очнулся, когда Павел толкнул его в плечо.

— А-а, Павел… Знаешь что, заходи-ка ко мне.

— Зачем?

— Заходи, заходи… Не могу в одиночестве. А жинка с ребятами в кино ушла — кинопередвижка сегодня приехала. — И втянул Туманова за рукав в калитку.

Ракитин накрыл клеенкой стол, нарезал хлеба, огурцов. Потом достал из печки жареного гуся, а из шкафа поллитра водки.

Выпили. Несколько минут молча закусывали. Туманов положил вилку и полез в карман за табаком.

— Слушай, Тихон, а что все-таки с Бородиным у тебя на фронте произошло? А то болтают люди всякое…

Ракитин налил себе и Павлу чаю.

— Что произошло? — Тихон немного помедлил и начал рассказывать: — С Бородиным мы — я говорил тебе как-то — вместе служили, в одной роте. Наступали мы однажды ночью. Дело было в сорок третьем. Надо сказать, хорошо наступали, вот-вот в окопы немецкие ворвемся. И вдруг стало светло как днем. Навесили над нами осветительных ракет, встретили в упор пулеметным огнем из блиндажа. Залегли. Сунулись вправо, влево, чтоб обойти этот проклятый блиндаж, — везде противопехотные мины. Из-за леска немцы тоже из минометов поплевывают. Куда тут? Прижались к земле, окопались кое-как. Зуб горит, видим — вот он, немец, ружейные вспышки совсем близко. Этак подняться бы — через полминуты в том окопчике были бы. Да где-е! А командир батальона запрашивает по рации: почему остановились? Во что бы то ни стало занять немецкий окоп. В общем, положение сложилось не очень веселое. Скрипим зубами: «Пушку бы какую ни на есть…» Но артиллерия отстала…

А приказ есть приказ, выполнять надо. Командир взвода передает по цепи:

«Выход один у нас, товарищи: подползти в темноте сбоку по кустарникам и забросать блиндаж связками гранат. На открытом месте не пробраться, до утра светить будут».

У меня мороз по коже. Испугался? А ты думаешь, как? В одно мгновение прикинул, да не только я, каждый: по кустарникам? По минному полю? Полезешь — верная смерть. Девяносто пять процентов из ста, а может, и того больше. Попробуй проползти двести метров по минному полю!

Командир приказывает:

«Чередов, вперед!»

Молча обвязался солдат Чередов гранатами, так же молча, глазами только, попрощался с нами, пополз. Ждем минуту, две, три… Взрыв. Нет больше Мити Чередова.

Командир помедлил немного, может, несколько секунд. Нам показалось, что год прошел.

«Кондратьев, Смирнов, Кузнецов…»

Еще три солдата поползли к блиндажу с трех направлений. Минут десять тихо было. Потом сразу два взрыва. Через несколько мгновений третий.

А из штаба батальона снова запрашивают по рации: чего третий взвод в землю зарылся? Наступление всего батальона сдерживает. Какой угодно ценой подавить вражеский блиндаж!

В это время командира нашего осколком… Пытается он привстать с земли — и не может, руку к животу прижимает. Выглянула — из любопытства, что ли? — луна из-за туч. Смотрю на его пальцы — почернели они от крови.

Наконец привстал на одно колено, прохрипел:

«Бородин…»

И тотчас захлебывающийся голос:

«Дети ведь у меня дома… Трое!.. Да и куда идти?»

«Бородин, вперед! — из последних сил закричал командир. — Выполняйте приказ!»

«Мы не пушечное мясо! Товарищи солдаты, что это за командир? Ведь на верную смерть посылает! Подождем до утра, рассветет, тогда и…»