Повод для подвига

Того, что у десантника посадочные средства в наличии, а значит, и люди все на борту, он, недолго думая, приказал стрелкам не видеть. Позже с них особисты тоже взяли подписку.

В итоге Баскин получил от Дяди Гуннара нагоняй за большие потери и орден за находчивость в трудной ситуации.

А Эндрю Вернер старался о «Декарде» никогда больше не вспоминать. И не вспоминал – до того самого дня, когда Боровский прямо спросил, что же там случилось.

И вышло, что в конечном счете ничего там не случилось. Шрам на руке, обожженную грудь, Пурпурное Сердце, полгода терапии – все это Эндрю получил только за то, что сумел остаться в живых. Никому не помог, никого не выручил, ничего не добился.

С такими мыслями он списывался вниз. То же самое думал, валяя дурака на наземных базах. Примерно то же – в тюрьме. И если бы не ощущение, что жизнь проходит зря, он точно не ввязался бы в авантюру с работой на контрразведку. И был очень удивлен, когда понял, что именно предательство дало ему новый шанс.

С подачи особистов Эндрю вырвался с Земли в совершенно новый космос, не тот, какой он знал раньше. В космос группы F.

Часть III На Земле

Личное конфиденциальное послание от адмирала Успенского свалилось на командира полицейской эскадры Рабиновича как снег на голову. И погрузило в глубокое расстройство. Во-первых, так и не удалось выяснить, откуда именно на полицейский информационный бакен пришел сигнал. Во-вторых, текст послания оказался до того неожиданным, что Рабинович поначалу даже растерялся. Полицейский адмирал был реалистом и хорошо знал, с кем имеет дело. Официальную версию, гласящую, что Рашен сошел с катушек, он с ходу отмел как несостоятельную. Узнав, что группа F вышла из повиновения, Рабинович сразу понял, что старый друг Алекс решил-таки наконец уйти в политику и захватить власть. По мнению Рабиновича, демонстрация силы на Марсе означала вовсе не сумасшествие Рашена, а просто начало его политической карьеры.

Как полицейский, Рабинович обязан был Рашена арестовать и предать суду. Но как живой пока что человек, да к тому же еще и семейный, он этого делать категорически не хотел. Поэтому, едва только с Земли пришло распоряжение мятежного адмирала схватить, Рабинович занервничал и принялся судорожно перемещать свои войска. Разукомплектованная армия не была готова к серьезной межпланетной войне и едва-едва годилась оборонять Землю. Единственной реальной силой, которая могла бы Рашена укоротить, оставалась злосчастная эскадра Рабиновича.

Больше всего Рабиновича мучило недоверие к информации с Земли. Гражданские власти, приказавшие ему арестовать Рашена, сообщали, что тот сам явится к полиции в руки и первым стрелять не станет. В ответ на резонный вопрос, а что еще Рашен будет делать в районе Пояса, если не бить полицейских, толковых разъяснений не последовало.

Поэтому вице-адмирал не спал ночами, извелся сам и задергал свой штаб. То ему казалось, что группу F следует накрыть упреждающим массированным ударом, а далее выкручиваться сообразно обстановке. То Рабинович требовал представить ему какой-нибудь план, по возможности подлый и коварный, позволяющий выманить Рашена с «Тушканчика» и таким образом мятеж обезглавить. Но все идеи по управлению огнем упирались в проблему совершенного непонимания, в какую сторону придется стрелять. А все коварные планы захвата оказывались на поверку слишком шаблонными для того, чтобы быть достаточно подлыми.

И когда Рашен внезапно первым вышел на контакт, у Рабиновича сначала от радости гора с плеч свалилась, а потом от удивления заболела голова. Он ждал от Рашена чего угодно – предложения сотрудничать, ультиматума, знаменитого русского «иду на вы», наконец. Вместо этого он получил в руки спокойный и дружественный информационный текст, внешне ни к чему не обязывающий. Рашен просто сообщал, что произошло на самом деле, объяснял свои дальнейшие намерения и ничего взамен не просил.

Худшего подарка он Рабиновичу сделать не мог. Теперь полицейский должен был каким-то образом принять решение, причем всю ответственность за него взвалить на себя. Борясь с желанием отдать письмо Рашена психоаналитику, Рабинович принял таблетку от головной боли и вывел на монитор сопровождающую текст картинку.

Внимательно просмотрев ее, он принял еще две таблетки. Потом отправился в медпункт и реквизировал у доктора недельный запас спирта. На следующий день Рабиновичу было очень плохо, и эскадра наконец-то смогла от него отдохнуть. А еще днем позже он вызвал на флагман всех старших офицеров эскадры и показал им запись, на которой огромные блестящие загогулины чужих кораблей гонялись за маленьким земным скаутом.

Когда в кают-компании утихли изумленные возгласы, Рабинович поднял ладонь, призывая людей к порядку, и произнес характерную для него речь, короткую и безапелляционную.