Повод для разговора

— Неужели я стала бы умолять тебя, если бы она согласилась? Вы только посадите меня на этого коня, и я выиграю детские соревнования по классической езде! И почему все считают, что знают, когда я буду готова? — требовательно спросила она, возмущенно повышая голос. — Только я могу сказать, когда буду готова! А я готова! И вы все выводите меня из терпения!

Даб вошел в конюшню и услышал конец ее гневной речи. Он обменялся удивленными взглядами с Вилли, и Каролина вдруг поняла, что вышла за пределы хороших манер. Она была ребенком, а детям не положено кричать на старших. Она замолчала и поджала губы, ожидая упреков деда.

Но Вилли усмехнулся, сохраняя хорошее настроение. С годами он стал мягче, проявляя большую снисходительность к своей единственной внучке, чем когда-то к дочерям.

— Кого она тебе напоминает?

Даб потер подбородок.

— Это невероятно.

— Иди, дай руку Дабу и веди себя хорошо, — сказал Вилли. — А мне надо поговорить с твоей мамой.

Обрадовавшись, что ее не стали ругать, Каролина повернулась и направилась к выходу.

— Эй! — крикнул Вилли. — Вернись и поцелуй своего дедушку. Хотя следовало бы побить тебя за такое поведение.

Он поднял руку. Но Каролина знала, что дед никогда не исполнит свою угрозу, и даже не моргнула глазом, когда Вилли подхватил ее на руки, чтобы поцеловать.

Этот ребенок стал самым лучшим подарком ему от дочери. Быть дедом означало только радость и никаких обязанностей. Он снова ухмыльнулся, когда она тайком сунула Опоссуму еще одну морковку и посмотрела на Вилли украдкой. Если она так часто будет кормить этого коня, то вскоре он станет слишком жирным для соревнований. Но остановить Каролину невозможно. Она как и мать — из рода победителей. Это у нее в крови.

Его главный тренер въехал в конюшню на коне, напомнив Вилли о делах.

— Эй, Хэнк! — приветствовал он тренера. — Как жизнь?

Хэнк Корриган соскочил с коня и передал поводья Дабу. Каролина последовала за ним. Хэнк искоса осторожно взглянул на своего хозяина.

— Хорошо, — ответил он. — Великолепно.

Подтянутый мужчина чуть за сорок, с лицом, изборожденным морщинами, свойственными человеку, всю жизнь проработавшему на свежем воздухе, он был одним из лучших тренеров, которого можно нанять за деньги. Но у Вилли имелась скверная привычка угадывать его мысли, и эти двое часто не ладили друг с другом. По опыту Хэнк знал, что если Вилли сбивается с дружелюбного тона, значит, он готов сделать то, что не понравится Хэнку.

— Хорошо! — оживился Вилли. — Грейс хочет увидеться с тобой.

— Сейчас?

— Чуть позже. Мне надо минутку поговорить с ней. После этого.

— Да, сэр, — сказал Хэнк.

Вилли шел через конюшню к кабинету дочери чувствуя, как Хэнк смотрит ему вслед. Вилли принял решение, и у него не оставалось сомнений на этот счет. Он слишком долго ждал этого шанса, чтобы не ухватиться за него. Конечно, Хэнк огорчится, даже рассердится. Но Вилли считал, что в его возрасте он заслужил право перестать беспокоиться о мнении кого-то еще. И, черт возьми, разве это не его ферма?

Он решительно вошел в кабинет Грейс и остановился перед ее столом.

Грейс перевела на него взгляд от стопки вступительных анкет участников Гран-При, на которых требовалась ее подпись. Она подумала, на что же нацелился отец сегодня утром?

В шестьдесят пять он все еще оставался одним из самых красивых мужчин, каких она когда-либо видела в жизни, — с развевающимися белыми волосами, с тонкими чертами лица, ставшими с возрастом совершенными, и энергией, которой могли бы позавидовать мужчины намного моложе его. «Состарился до совершенства», — любил он говорить о себе.

Она нежно любила отца и уважала приобретенные им с годами знания по выращиванию лошадей. Но он часто действовал под влиянием порыва, предоставляя ей или Эмме Рэй расхлебывать последствия его припадков безумия. Непреклонный блеск в его голубых глазах служил предупреждением, что он собирается подбросить ей очередную провокацию.

— Привет, папочка, — поздоровалась она.

Вилли захлопнул дверь кабинета.

Она подумала: «Да-да, это действительно нечто серьезное…» — и настроилась на плохие известия.

Не было ни «с добрым утром», ни легкой болтовни о Каролине или о погоде. Вилли приступил прямо к делу.

— Имеющего Сердце выставили на продажу на прошлой неделе.

— Да?

— Ну тот, из Калифорнии, конь Джеми Джонсона. Он победил в сентябре на состязаниях по классической езде в Хэмптоне.

— Я знаю эту лошадь. Сколько он просит?

— Сто пятьдесят тысяч.

Почти даром. Она думала, не меньше двухсот тысяч.

— И все? Что с ним?

Вилли покачал головой:

— Ничего. Джонсону приходится продать его из-за развода. Во всяком случае… — он ухмыльнулся, как маленький мальчишка, которого застали сующим руку в банку с вареньем, — я купил его.

— Что ты сделал? — Должно быть, он шутит… но Вилли никогда не шутил на тему покупки лошадей.

Он скрестил руки на груди, как бы защищаясь от ее гнева:

— У меня предчувствие насчет него. Думаю, это — его год. Над ним так и написано: «Чемпион Гран-При». И…

Этой паузы оказалось достаточно, чтобы она смогла догадаться, что худшее впереди.