Поводок для пилигрима

После хоровода у колыбели, перенес Итту через воображаемые житейские невзгоды скрещенные грабли и вилы.

Посмотрю как будет наоборот, буркнул я бабке.

Лицо Итты выражало искреннюю радость. Вся порода их такая! Только при регистрации в ЗаГСе плачут. Согласная ты?" ,Ой, на все согласная…", и потом для них не жизнь, а Ницца!

Погодя Итта спросила меня о Йонге.

Кем тебе приходится эта милая женщина?

Ни кем. Это Старая Йонге.

Она очень хорошая, вдруг как-то по детски произнесла Итта.

Согласен. У неё масса достоинств. И главное хочет бежать впереди меня с факелом и светить дорогу. И еще она ведунья. Гадает на камышинном пуху.

Ты не веришь её предсказаниям?

До последнего времени нет.

Обычай требовал объехать вокруг деревни. Завидев наш кортеж, народ валом валил на улицу. Не преувеличу, как в Первомай! Свист, смех, шуточки: Невеста не жена, не долго и разневеститься. Сперва в кровать, а потом суп хлебать. За мужем приглядывай, а на соседа поглядывай!

В проулке пацаненок бухнул на дорогу табурет и взграмоздясь на него, заявил.

Выпуп гони! беззубый рот сглатывал и перековеркал половину букв.

Огольцу от силы четыре. Бесштан, коленки и локти в ссадинах и цыпках, на щеке, до самого уха, размазанная, высохшая сопля.

Чего просишь? спросил Гелч, соблюдая обычай.

Шаблю! и вытяну губы дудочкой, добавил. Чалку поднеси. Полныю! и вытянул руку за подношением.

Короткая рубашонка задралась и из-за подола выглянул писюн. Кто-то проорал.

Наш, лиджский, хуястый!

Хохоту на всю округу. Мамка, выскочив из толпы, сгребла вымогателя в охапку и унесла прочь, от греха подальше.

По пути нам насовали различных подношений: шитые рушники, охотничьи манки, бутыль вина все что под руку попадет. Жена кузнеца подарила курочку, кузнец ярко-рыжего красавца-петуха.

Петух зачем? спросила Итта.

Будил чтоб, ответил я, не чувствуя подвоха в подарке.

Чтоб курку топтал! желчно произнес сзади Гелч.

Итта залилась краской, став ярче петушиного оперения.

Объезд закончился за церковью, у дверей дома, прозываемого Невестиным. Йонге стала что то нашептывать на ухо Итте. Глаза ди Юмм выражали то ужас, то недоверие, то отчаяние, то желание бежать без оглядки. Но все же это была Итта ди Юмм, донна носившая серебряную лилию и оставляющая последнее слово за собой.

Вошли вдвоем. Легкий полумрак. Свет льется из маленького окошечка под потолком. Мебели не много. Стол с едой, пара табуретов и кровать. Интим словом…

Вот это просторище… произнес я, оглядывая широченное семейное ложе. На такие укладываются всей фамилией. Начиная от деда с бабкой и заканчивая правнуками. Места хватит всем.

У Итты легкое замешательство. Может она и любила легкие авантюры, но ситуация более чем двусмысленная.

В отличие от ди Юмм, я спокоен. Гелч в последний момент шепнул мне, достаточно присесть на своем краю кровати. Остальное время проводят за столом. Но Итте видно этого не сказали. Или Йонге схитрила. Ох, ведьма!

Можно лечь в одежде или совсем не ложится, пожалел я спавшую с лица ди Юмм. Кто ж знал, что ритуал обручения так приближен к боевым условием супружеской жизни.

Могу зажмурится, предложил я, сдерживая веселье. Одним глазом.

Но даже если закрою оба и уткнусь в подушку ди Юмм посчитает этого недостаточным.

Умолкаю с любопытством наблюдая как Итта собирается с духом. Она близка к свершению подвигу.

Давайте я, вызываюсь вперед и показываю рукой отвернись.

Итта возмущенно хмыкнула и отвернулась… к зеркалу на стене. И в этом зеркале меня видно с головы до пят. Зеркало зеркалом, а вот одеяло на кровати обычное, двуместное.

Раздевшись, лег и накрылся. Ткань отличалось невесомостью и тонкостью, благодаря чему под ним проступали контуры строения и подробности различия полов. Я благородно отвернулся от Итты.

Порядок, сообщил я ей.

Пока она раздевалась, я представил себе…

…лежу слабый и нежный, а она сильная и мужественная приходит справится унялась ли моя головная боль и легкое недомогание после долгой дороги. Подсела на кровать, взяла осторожно за руку и любуется моими пальцами в заусенцах и со сломанными ногтями. Затем пересчитывает родинки на шее и плече, нежно-нежно целует каждую (Уххх!). Как бы невзначай запускает руку под одеяло и её потная ладонь оказывается на моей груди. Трудно сказать насколько вдохновляет её на дальнейшие действия моя волосатость, но видно в этом что то есть. Она целует меня в губы, долго и слюняво (тьфу!). Затем её рука двигается вниз, в святая святых. Пуп последняя остановка. Потом…

Тут я шепчу рдеясь от скромности. (Здесь чуть не рассмеялся!)

Не надо… не надо… Голова еще немного болит и еще немного недомогается.

А она мне.

Это такие пустяки по сравнению с мировым финансовым кризисом.

Как не уступить такому доводу?