Поводырь

Это все потому, что за заслуги перед Отечеством томского жандармского штаб-офицера повысили в звании сразу до полковника и наградили орденом – таким же, как у меня, Станиславом третьей степени. Больше того! Миша поделился секретом, что представительство тайной полиции у меня в губернии планируется серьезно усилить. Будто бы в Томск должны были даже перевести из Омска к постоянному пребыванию целый эскадрон конных жандармов и еще три или четыре офицера.

– …Таким образом, Герман Густавович, невзирая на кажущуюся бунтообразность, разбойные и противоправные действия содержащихся в пересыльном остроге поляков, никаких признаков политических причин волнений нами не обнаружено, – вещал Кретковский, поблескивая влажными глазками.

Не нравился он мне такой. Сытый, сильный, ничего не боящийся и уверенный в благоволении начальства. Как с ним работать, если он ничего больше не хочет? Не-е-ет! Мне нужен здесь, в Томске, жандарм голодный и злой. Чтоб, когда я скажу: «Заговор! Взять!», он прыгал и в глотку вцеплялся, а не вопросы задавал – кто да почему я так считаю.

– Что там у нас, господин полковник, с расследованием покушения? – самым наглым образом перебил я жандарма.

– Покушениея, ваше превосходительство?

– Да-да! Покушения. Как раз на мое превосходительство. Незадолго до моей экспедиции к китайской границе вы приняли сыск по этому делу. Неужто ничего не открылось?

– А разве…

– Вы хотите, видно, спросить, не открыл ли господин Пестянов какие-то новые обстоятельства? Не буду вас томить ожиданием. Открыл. Однако же, в отличие от вас, Ириней Михайлович не имеет чести состоять на службе при штабе жандармского корпуса. И расследования покушений на убийство… да-да, Киприян Фаустипович – убийство государевых людей – это не его планида.

– Но я…

– Господин полковник! Вы скрыли от меня важнейшие сведения! Больше того! Вы ввели губернатора в заблуждение относительно личной его безопасности! Думаю, его превосходительство, господин Мезенцев войдет в мое положение…

– О!

А как ты хотел? Конечно – о! Пупом земли себя почувствовал? Самым страшным зверем тайги? Так я тебе открою дедовскую тайну. Самый страшный – тот зверь, что за спиной!

– Да о каких, Милосердный Боже, сведениях, ваше превосходительство, вы изволите говорить?

– У вас что, пятнадцать заговоров в розыске? Или вы считаете, что несчастные польские солдаты в Барнауле не связаны со злодеями, стремившимися пролезть мне в окно?!

– Полноте, ваше превосходительство, – расслабился барсук. – Промежду Барнаулом и Томском более четырехсот верст. Где уж им…

– Таким образом, господин полковник, вы отрицаете возможность сношений между землячествами ссыльнопоселенцев разных селений губернии?

Я многое не знал. Дознание по делу о поджогах в Барнауле вел по большей части поручик Карбышев, но допросами подозреваемых занимался штабс-капитан Афанасьев. И как только услышал из уст Александра Мокроницкого, что, дескать, еще на пути в Сибирь, на этапе, поляки планировали организацию местных ячеек повстанческой организации и договаривались о способах связи, немедленно выделил расследование в отдельное делопроизводство.

В Барнауле, после раскрытия истинных виновников пожаров, Миша снова стал исполнять обязанности моего секретаря, а Николай Андреевич, с открытием санного пути через реки, отправился в Бийск и Кузнецк. Карбышев имел основания полагать, что и там имеются заговорщики, замышлявшие что-то недоброе.

И уже здесь, в Томске, конечно, стараниями Варежки, стало известно, что жандармы учинили настоящее просеивание содержащихся в остроге ссыльных, выявляя участников безымянной пока организации. И будто бы даже кого-то из пересылки забрали. Расследование продолжалось, и мне просто необходимо было вмешаться. Из самых корыстных побуждений.

Все дело в том, что Гинтар устроил-таки мне встречу со знаменитым уже на всю губернию золотопромышленником Цыбульским. Тем самым, которого мой старый слуга нашел в своем дровяном сарае и с которым дорожные тати меня спутали и пытались убить. Причем свидание наше было организовано в лучших традициях провинциального детектива. Два опрятно, но не богато одетых господина, прибывших с разных сторон и в разное время на станцию Тагильдеево, что в тридцати верстах от губернской столицы на север, оживленно беседовали за обеденным столом. Обычная картина, не правда ли?

Интересный человек. Хотя бы уже тем, что не сломался под гнетом проблем и не зазнался, резко разбогатев. Умный, веселый и без излишней подобострастности. И умеющий быть благодарным. А уж седой прибалт постарался – расписал в красках мои приключения, отвлекающие внимание разбойной шайки от действительной их цели.

Кстати сказать, теперь, узнав Захария Михайловича, я нисколько не сожалел о выпавших на мою долю неприятностях. Было даже в какой-то мере приятно, что вот так, даже ничего о его существовании не ведая, умудрился помочь отважному промышленнику добиться своего.