Поворот

— Знаешь, я в любом случае должен был поступить иначе, — неожиданно добавил дядя, глядя вдаль сквозь меня. — После всего случившегося, я должен был остаться, особенно когда у тебя начались проблемы.

Что? Нет! Я уставился на него, пораженный и сбитый с толку его словами. Конечно, было бы замечательно, если бы он помог мне справиться с переживаниями. На самом деле, было бы превосходно, если бы он был рядом, и убедил мою мать позволить мне жить с ним, уверен. Ему бы не составило труда это сделать.

Но все же, он не должен корить себя за свой выбор.

— Я был не твоей заботой, — напомнил ему я.

— Еще как был, — настаивал он. — Если не моей, то чьей же еще? Уж точно не твоей матери.

Ладно, он прав, но все же… — Все обошлось, смотри кем я стал, и все благодаря тебе.

— Ну… — мой дядя смотрел сейчас на воду, которая сверкала как россыпь бриллиантов. — Я просто хочу сказать — отстойно жить сожалениями. Не повторяй моих ошибок.

Хорошо, послание принято.

— Понял, — ответил я, потому что я действительно понял. Вот только не был уверен, что мне теперь с этим делать.

Было ли слишком поздно? Примет ли она меня обратно? Подходил ли я ей?

— Давай наперегонки до той башни. — Дядя Уоррен указал вперед, и сорвался с места, мне пришлось потрудиться, чтобы догнать его. Сердце ускорило бег, адреналин растекался по венам, и мои мышцы болели от того, как сильно я крутил педали, потому что я ни за что не мог позволить выиграть мужчине, практически вдвое старше меня.

Да, было бы гораздо лучше, если бы он был рядом, пока я рос.

Была половина шестого, когда мы вернули в прокат велосипеды, но дядя не хотел пока уходить, поэтому я последовал за ним, когда он решил пройтись по пляжу. Сняв обувь, мы молча шли босиком по теплому песку. Я понимал, что скоро должно произойти, он тоже, и нам не нужно было говорить об этом.

Мы дошли до закрытой вышки спасателей, и дядя начал подниматься по лестнице. Ему не следовало этого делать. Но, какого черта? Без промедления я поднялся вслед за ним. Рядом не было никого, кроме пожилой пары, прогуливавшейся вдоль берега. Все сёрферы и купальщики держались поближе к пирсу.

Мы сели на деревянный пол, наши ноги болтались в воздухе, а лица были обращены к океану. Солнце все еще ярко светило нам в глаза, пока мы смотрели на красивый, бескрайний Тихий океан через солнцезащитные очки. Я понял, как сильно буду скучать по всему этому. Я прожил здесь всю жизнь, и сомневался, что найдется другое место, где я буду чувствовать себя, как дома.

Я взглянул на часы, было почти 6 вечера. Я не отрывал взгляд от циферблата, наблюдая за движением секундной и минутной стрелок. Когда они дошли до шести часов, я задержал дыхание, в ожидании… чего? Я сам не знал.

Ничего не изменилось. Мы с дядей все также сидели молча на вышке, глядя как волны белой пеной набегают на берег. Со сколькими людьми мне было бы также комфортно и легко сидеть вот так в тишине? Вероятно только с ним. Ну и, пожалуй, с Миа.

Чем она сейчас занимается? Как она держится, и думает ли обо мне? Мне хотелось бы удостовериться, что у нее все хорошо. С болью в груди я в тайне желал, чтобы она была сейчас здесь, со мной.

Раздались приглушенные звуки рок баллады, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять — это инструментальная версия припева песни Bad medicine, стоявшая у дяди на рингтоне, Выудив из кармана телефон, он посмотрел на экран, и позволил песни проиграть еще несколько секунд, прежде чем нажал на зеленую кнопку и поднес телефон к уху.

Он ответил, назвав свое имя, и затем только слушал, наморщив лоб. Я сжал металлические перила перед собой, сжал сильно, отвернувшись в сторону, пока дядя слушал речь человека в трубке и изредка односложно отвечая.

— Конечно, — ответил он. — Подождите минутку.

Он выключил микрофон, глубоко вздохнул, а затем посмотрел мне прямо в глаза и произнес.

— Дело сделано.

Я глупо кивнул.

— Как оказалось, он упомянул тебя в своих последних словах, и его адвокат желает сказать их тебе лично. — Дядя Уоррен протянул мне свой телефон. Когда я дернулся, отодвинувшись в сторону с явным шоком на лице, он тихо добавил. — Ты не обязан этого делать.

В этот момент мои руки решили действовать самостоятельно, я протянул, забирая у него телефон. Он показался мне тяжелее обычного, когда я сжал его в кулаке. Я поднес его к уху и произнес:

— Алло?

— Привет, Джей. Я Джон Битти — адвокат твоего отца, — раздался глубокий голос на другом конце телефона. Он говорил быстро и с явным техасским акцентом.

— Слушаю, — все, что смог ответить я.

— Он просил меня передать тебе кое-что. Это были его последние слова, после них он больше не произнес ни звука. Я их записал, чтобы передать в точности как он сказал. — Адвокат на секунду замолчал, а я задержал дыхание.

— Он сказал: «Передайте моему сыну, что я люблю его, и очень им горжусь, он лучшее, что у меня было в жизни. Я сожалею, что не смог поймать для него больше вылетевших с поля мячей».