Такие тоже были в каждом потоке. Озабоченные. Или те, кто активно изображал «ходячее либидо», стараясь вогнать в краску красивую молодую преподавательницу. С ними было бесполезно общаться, они все ее слова воспринимали как поощрение, игру без конца и без края. Аня просто научилась изображать из себя неприступную «снегурочку», что, в принципе, было правдой. Через какое-то время ей присваивался статус «фригидной стервы», и в дальнейшем это ее полностью устраивало.
Она всегда выглядела моложе своих лет, ее принимали за студентку, в нее влюблялись. Один парень полгода ходил к ее дому с цветком и стоял под окнами. Его влюбленность сошла на нет лишь с появлением Иннокентия.
— Спасибо, не надо. Думаю, и выдернуть, и воткнуть найдется кому, — равнодушно сказала Аня.
— Как хотите, — блондин лениво повернулся и словно бы случайно коснулся Аню бедром. Она сделала шаг в сторону, студент сказал: — Я, кстати, в нечетной группе. С удовольствием у вас поучусь, Анна… Сергеевна.
Аня промолчала.
— Фил, ты идешь? — крикнул блондин Громову, уходя.
— Иду, — отозвался Громов. — Я тут вопросы набросал, — он показал Ане листок, исписанный корявым почерком, — все по учебному процессу.
— Оставьте здесь, — кинула Аня, указав на стол. — Я ознакомлюсь.
Громов неохотно встал, положил листок на кафедру и пошел к двери.
— Послушайте, — нарочито устало сказала Анна ему вслед, — не придавайте особый смысл тому нашему… маленькому недоразумению. Мы все люди. Всякое бывает. Бывает, что человек… вымотался и неосмотрительно согласился на предложение…
— Вы о пари? — Громов посмотрел через плечо, вспыхнув белозубой улыбкой..
Ане вдруг изменило самообладание: она совсем забыла о пари и рукопожатии…и, боже, эти складочки у рта. Чувствуя, что краснеет, она раздраженно бросила:
— Я о пиве!
— А-а-а, — многозначительно протянул Громов.
И ушел…
… Аня смотрела на свое румяное отражение и чертыхалась, уже про себя, сообразив, что в кабинке может кто-то быть. Но было слышно только, как капает вода из перекошенного крана. Она зашла в кабинку, постелила на крышку унитаза несколько салфеток и села: нужно прийти в себя, Громов ее смутил. Почему? Почему она так на него реагирует? Да, она не ожидала, что он ее ночной собеседник, с которым она довольно… сдержанно общалась. Сдержанно или фривольно? Аня застонала, сжав голову руками. Он ведь ее узнал. Значит, хорошо разглядел в темноте. Что еще он разглядел? Что она позволила себе выразить взглядом? То, как он… притягателен, интересен? Нет, это было пиво… и тоска. Теперь только официальные отношения преподаватель-студент, все остальное пресекать… пресекать.
Хлопнула дверь, в туалет вошли. Аня замерла, дожидаясь пока вошедшие дамы воспользуются кабинками и выйдут. Зашумела вода. Две женщины разговаривали у раковин:
— Видели новенькую? — спросил молодой голос.
— Борисову, по вебу? Да, мы познакомились уже. Я ее лично в курс дел вводила, — у отвечавшей голос был мягкий, зрелый.
— Слушайте, вот она одета! Свитерочек серенький, юбка — карандашик. Я думала, Москва — это Москва.
— Москва — это Москва, — сказала дама постарше с легкой иронией. — то, что на ней надето, стоит в два раза дороже, чем все наше с тобой вместе взятое.
Аня едва сдержалась, чтобы не выглянуть и не пожать руку Елене Александровне (так, кажется, звали заместителя завкафедрой).
— Да? — озадаченно спросила молодая. И все-таки ворчливо ввернула: — В ушах изумрудики… мелочь.
— Верно, — вздохнула Елена Александровна, — но молодым и красивым все к лицу. Вот твоя бижутерия — никогда не скажешь, что не бриллианты из бутика. На тебе — просто сказка.
— Да? — снова переспросила молодая уже повеселевшим голосом, добавив: — Она, конечно, ничего, эта Анна. Заносчивая немного. Интересно, проставляться будет? Ой, а когда Герман Фридрихович с конференции возвращается? Он ведь именно таких… фиф любит. Хотя, последняя его…
Елена Александровна опять вздохнула:
— Ну, ты сама это и сказала. Герман Фридрихович наш мимо не пройдет, Борисова как раз в его вкусе, а вкус его я уже успела изучить, за пять лет-то. Оценит ястребиным взглядом и…
— … оприходует, — рассмеялась молодая.
— Светочка, — осуждающе протянула Елена Александровна.
— Начнет обхаживать, вангую! Разве пропустит? Господи, хорошо, что у меня дома муж любимый! Мне плевать, а в нашем террариуме грядет плевание ядом. Жалко москвичку.
— Мне тоже.
Дамы вышли. Ане все больше хотелось домой.
… Она заказала в кондитерской самый дорогой торт и купила банку элитного растворимого кофе, хотя никогда не понимала, почему коричневым крупинкам с кофейным запахом приписывают славу ее любимого напитка. «Террариум» мило снизошел до угощения. Под чай и кофе с тортиком знакомство с кафедрой продолжилось гораздо веселее и непринужденнее. Светочку Аня узнала сразу (по голосу и по ярким, кричащим серьгам в ушах — подделке под известный бренд), заручилась ее расположением, сказав несколько комплиментов, и сумела выудить некоторые подробности о Германе Фридриховиче. Ей даже показали фотографию, хорошую, а не ту пиксельно-неразличимую, что красовалась на сайте вуза.