– Ты останешься с девочками?
– Да. На одну-две ночи, пока не прояснятся обстоятельства. Возможно, в пятницу я не смогу быть в Остине, но пока оставь все как есть. Отмени все встречи на завтра.
– Дэвиду это не понравится.
– Я в этом не сомневаюсь.
Мнение Дэвида не волновало Джека. У него были дела поважнее. Второй звонок как раз относился к таким делам.
– Джек! – По голосу Джилл он понял, что она радостно улыбается. – Еще рано. Встреча уже закончилась?
– Она и не начиналась, Джилл. У меня неприятности. Рейчел попала в аварию. Она в реанимации. Я здесь с девочками.
Последовала пауза. Потом Джилл уже без всякой радости спросила:
– В Биг-Суре?
– В Монтерее. Рейчел в коме. Девочки напуганы. Я не могу оставить их одних.
Снова пауза. Наконец Джилл спросила:
– Значит, ты не сможешь прийти на бал?
Ее разочарование было таким же очевидным, как до этого радость.
– Нет, если Рейчел не очнется в ближайшее время. Мне очень жаль. В самом деле. Я знаю, сколько ты готовилась к сегодняшнему вечеру, но я вынужден отменить все встречи. Буду сидеть здесь и ждать.
– Разве с девочками некому остаться?
– За девочек отвечаю я. Я не могу их оставить, Джилл. Особенно сегодня. Ситуация слишком сложная. Я не могу просто взять и уехать.
– Но ты мне нужен на балу. Я сопредседательница собрания. – Она не пыталась его разжалобить, просто констатировала факт.
– Я знаю. Если бы я мог оказаться в двух местах одновременно, то непременно бы приехал.
– Она тебе больше не жена.
Это тоже было сказано без нажима – еще одна констатация факта. Но Джек услышал за ее словами совершенно иное: «Я встречаюсь с тобой два года. Разве в конце концов я не стала значить для тебя больше, чем бывшая жена?»
– Она моя бывшая жена, это правда, но дочери остаются моими. Я не могу оставить их и укатить на вечеринку. – Он заметил, что к нему приближается Кэтрин. – Я должен идти. Мне действительно очень жаль, Джилл. Я позвоню тебе позже, хорошо?
Джек повесил трубку и поспешил навстречу Кэтрин. Вид у нее был крайне озабоченный.
– Девочки по-прежнему с Рейчел? – спросил он.
– Да. А вы возвращаетесь в город?
– Нет. Я только что отменил все встречи.
Она изумленно посмотрела на него. Джек отошел от телефонной будки.
– А вы думали, я уеду?
– Я ничего не думала. Я знаю о вас только то, что слышала от Рейчел. А она говорила, что вы охотнее уходите, чем остаетесь. Она чувствовала себя брошенной.
– Брошенной? – повторил Джек. – Это не я ее бросил, а она меня.
С минуту Кэтрин молчала. Когда она заговорила, в ее глазах был вызов.
– Рейчел считает, что к тому моменту вы сами ее уже практически бросили. Она уехала только поэтому. Она задыхалась в Сан-Франциско. Не могла заниматься живописью. Она была несчастна и изнывала от скуки.
– Если она и изнывала от скуки, то по собственной вине. В Сан-Франциско она много чем могла бы заниматься, но не занималась.
Кэтрин пожала плечами:
– Единственным человеком в городе, с которым она хотела бы заниматься этими делами, были вы, но вы постоянно находились в отъезде.
– Неправда. Я лез из кожи вон, чтобы добиться успеха, потому что мне нужно было обеспечивать семью и, заметьте, дать ей возможность заниматься живописью, не думая о деньгах. Она не хотела брать деньги у родителей. Я стремился дать ей все, чего она, по моему мнению, заслуживала.
– Она это понимала, – согласилась Кэтрин. – Но вы чаще бывали в отлучке, чем дома.
Джек отвернулся и про себя выругался, затем снова обратился к Кэтрин:
– Все это вам сказала Рейчел? Да кто вы такая, чтобы вставать между мной и моей женой?
– Бывшей женой, – поправила Кэтрин. – Однажды вы уже задали мне этот вопрос. Я подруга Рейчел. Я люблю ее и девочек. Они для меня как родные. И я не позволю причинять им боль.
– А я, по-вашему, причиняю?
Джек неотлучно находился при дочерях, как бы назло Кэтрин Эванс. Сначала он сидел с девочками у кровати Рейчел, потом повел их завтракать, после завтрака вернулся с ними к Рейчел, потом повел на ленч. В промежутке он поговорил с неврологом из Сан-Франциско, который пообещал осмотреть Рейчел на следующий день.
Из всего медицинского персонала, который появлялся в палате Рейчел, старшей сестре лучше всего удавалось приободрить Джека и девочек. Ее звали Синди Уинстон. Она носила белые леггинсы, скрывающую полноту длинную блузу и очки с толстыми линзами. Во всем, что она делала, сквозило спокойствие и подкупающая застенчивость. Было видно, что она очень добрая. Она ласково говорила с девочками, и Саманта с Хоуп ловили каждое ее слово.
– Все время разговаривайте с вашей мамой, – советовала она. – Расскажите ей, что вы делали. Расскажите что-нибудь смешное. Или грустное. Вы можете плакать или смеяться. Это нормально. Она вас поймет.
– А что, если нам нечего будет ей сказать?
– Тогда дотрагивайтесь до нее. Это очень важно.
Джеку хотелось знать, когда очнется Рейчел, но этого ему никто не мог сказать. Он выпил столько кофе, что днем его начало трясти. Когда приехала Кэтрин с несколькими приятельницами, он едва мог расслышать их имена. Как только церемония знакомства закончилась, он повел девочек к машине.