Читаем Повседневная жизнь армии Александра Македонского полностью

Меж строк письма учитель обвинил своего ученика в безрассудстве, чрезмерности, безумстве. Ученик не замедлил с ответом. Александр давно подозревал философа, еще со времен его отъезда в Афины, и их переписка доказывает, что он понемногу отрывается от своего наставника. Лето 330 года: «Александр Аристотелю шлет привет. Ты поступил неправильно, разгласив учения, предназначенные для чисто устного изложения. Чем же еще мы будем отличаться от остальных людей, если те же учения, на которых мы были воспитаны, станут общим достоянием? Я хотел бы превосходить других не столько могуществом, сколько знанием о высших предметах. Будь здоров». Ответ Аристотеля пять или шесть месяцев спустя: «Аристотель царю Александру шлет привет. Ты написал мне по поводу моих устных лекций. Ты полагаешь, я должен был держать их в тайне. Знай, что они были опубликованы — и не были. Ибо они понятны лишь тем, кто меня слушал. Прощай». Иными словами: имеющий уши да слышит! Зимой 328/27 года доверенному человеку Аристотеля при Александре, близкому родственнику философа Каллисфену, во время одного из пиров «поручили произнести за кубком вина хвалебную речь в честь македонян, и он говорил на эту тему с таким красноречием, что присутствовавшие, стоя, рукоплескали и бросали ему свои венки. Тогда Александр привел слова Еврипида о том, что прекрасно говорить о прекрасном предмете — дело нетрудное, и сказал: "Теперь покажи нам свою силу, произнесши обвинительную речь против македонян, чтобы, узнав свои ошибки, они стали лучше". Тут уже Каллисфен заговорил по-другому, в откровенной речи он предъявил македонянам многие обвинения. Он сказал, что раздор среди греков был единственной причиной успехов Филиппа и его возвышения… Этой речью Каллисфен возбудил против себя лютую ненависть со стороны македонян, а Александр сказал, что Каллисфен показал не столько силу своего красноречия, сколько силу своей вражды к македонянам… Впрочем, благодаря тому, что Каллисфен упорно, как подобает философу, боролся против обычая падать ниц перед царем и один осмеливался открыто говорить о том, что вызывало тайное возмущение у лучших и старейших из македонян, он избавил греков от большого позора, а Александра — от еще большего, но себе самому уготовил погибель, ибо казалось, что он не столько убедил царя, сколько принудил его отказаться от почестей благоговейного поклонения» (Плутарх «Жизнь», 54, 2–3). Действительно, несколько недель спустя Каллисфен, вовлеченный в «заговор пажей» и обвиненный в том, что сеял повсюду неповиновение, был арестован, и царь написал Антипатру, правителю Македонии: «Мальчишек македоняне побили камнями, а софиста я еще накажу, как, впрочем, и тех, кто его прислал и кто радушно принимает в своих городах заговорщиков, посягающих на мою жизнь». Очевидный намек на Аристотеля, осознанный мудрым Плутархом («Жизнь», 55, 7).

<p>Обожествление</p>

Несмотря на подобные случаи, самые близкие гетайры царя, знатные македоняне, осыпанные подарками, титулами и милостями, царская агема (agema), гипасписты, или царские щитоносцы, секретари, придворные прощали правителю его фантазии и даже одобряли их. Однако после убийства Клита и Гермолая едва ли хоть один, даже среди философов, оправдывал эти поступки царя, совершенные то ли в состоянии священного опьянения, то ли из мании величия, то ли из простого желания отомстить. Отмечали, что царь становился всё более беспокойным, вспыльчивым и что ему не нравились как угодливость, так и прекословие. Говорят, что всему виной был удар по голове в битве при Гранике, ранение в бедро на Иссе и разрубленное во время осады Газы плечо. Так вот что его оправдывает. Еще немного — и сказали бы, как один шутник: «Если ты убил одного человека — ты убийца; если убил много — герой; если убил всех — ты бог». Царь действительно готов был погубить всех своих воинов в бесконечных кампаниях 329 и 328 годов на севере современного Афганистана и как раз в это время начал требовать от уцелевших солдат сверхчеловеческих почестей себе как сыну Зевса, герою-основателю шести или семи Александрий, Царю царей обитаемой земли.

Перейти на страницу:

Все книги серии Живая история: Повседневная жизнь человечества

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука