Повседневная жизнь благородного сословия в золотой век Екатерины

По ощущениям приезжих из Европы, весна в России коротка, «листья распускаются буквально на глазах»[686], а лето очень знойно. «Сильная жара совсем не редкость в Санкт-Петербурге, и мне вспоминается один случай в июле, — рассказывала Виже-Лебрён. — Было жарче, чем в Италии, и я увидела мать княгини Долгорукой, княгиню Барятинскую… устроившуюся у себя в погребе, а сидевшая на первых ступеньках лестницы компаньонка… читала ей какую-то книгу»[687]. Неизбежными спутниками лета были рои насекомых, поднимавшиеся с болот и беспокоившие жителей. Мисс Вильмот сообщала родным, что летом не могла ходить иначе чем в тонкой итальянской сетке от москитов. Сняв ее однажды, она была атакована роем комаров и несколько дней оставалась дома с опухшим лицом. Такими же сетками закрывали от назойливых насекомых кровати.

В описаниях природы Петербурга звучит важная нота, быть может, не вполне осознаваемая самими авторами. Каким бы европейским на вид ни казался город, под внешним лоском он скрывал дикость, проявлявшуюся в буйстве стихий — наводнениях, ледоходах, скачках жары и холода… Наступал час, когда чистая, благоустроенная, регулярная столица срывала маску. Дневник Корберона за 1777 год содержит красочное описание наводнения:

«Воскресенье 21 сентября. Я пошел спать вчера в одиннадцать часов; ветер… был свеж и благоприятен… В четыре часа утра просыпаюсь от криков матросов и страшного урагана… встаю и вижу в окно, что на дворе ходят по пояс в воде. Иду в кабинет, выходящий окнами на Неву, на Галерную, и не вижу ничего, кроме бушующего моря. Волны ударяли в дом, содрогавшийся под ударами урагана и воды. Множество лодок сталкивались одна с другой и разбивались. Юго-западный ветер гнал с ужасающей силой воду залива и вкатывал волны в Неву, так что вода в ней поднялась на десять — двенадцать футов выше обычного уровня… В это мгновение, говорят, заметили в воде как бы кипение. Один негоциант видел у себя на Васильевском острове, как среди двора забила из земли вода… Наша набережная была взрыта, мосты сломаны, барки с съестными припасами разбиты. Вода погубила много животных, которые, сорвавшись с привязи, спасались вплавь, и некоторые лица… перевели лошадей в жилые комнаты. Французский парикмахер… поймал на Большой Миллионной щуку… Мы видели большие парусные суда, барки и т. п. на набережной, куда их загнало через решетку»[688].

Ветер нанес громадный ущерб паркам, разрушил фонтаны Летнего сада, от которых получила название река Фонтанка. По официальным данным, погибло 200 человек, но на самом деле жертв было значительно больше.

Ссылаясь на сведения академика Якоба фон Штелина, много лет работавшего в России, Корберон назвал численность населения двух столиц: «Петербурга можно считать в сто шестьдесят тысяч душ, а Москвы — в триста-четыреста тысяч»[689]. Эти сведения неверны, и, пользуясь ими, дипломат не мог получить правильного представления. Сопоставляя данные трех ревизий — 1719, 1745 и 1763 годов, — современный российский ученый В. М. Кабузан дал довольно интересную картину изменения численности населения за весь XVIII век. А привлекая информацию локальных переписей, существенно уточняет выводы.

Согласно этим данным, в Санкт-Петербургской губернии в 1766 году проживало 303 332 человека, а к 1781 году население увеличилось до 319 тысяч. Это было существенно меньше, чем в Первопрестольной. Там в конце 60-х годов обитало 990 882 человека, то есть около миллиона. Такой многолюдной увидел Москву Казанова. А вот Сегюр или Виже-Лебрён попали в существенно меньший город — к 1781 году численность жителей сократится до 785 986 человек[690]. Объяснение тому нужно искать не только в московской чуме 1771 года, но и в оттоке дворянства после губернской реформы 1775 года. Провинциальные города во второй половине XVIII века росли, обстраивались каменными зданиями в европейском вкусе, обзаводились театрами, клубами, масонскими ложами и т. д. Представители благородного сословия, реализовывая право не служить, перебирались в имения, а многие занимали гражданские должности в новых местных органах. Все это способствовало отъезду дворянских семей из Москвы. Тем не менее старая столица оставалась самым крупным, оживленным и богатым городом.

Петербург был административным центром, резиденцией двора, средоточием высших и центральных государственных учреждений. Сравнительно небольшой, немноголюдный, современный…