Повседневная жизнь, досуг и традиции казацкой элиты Украинского гетманства

Прекрасно говорили по-латыни многие выпускники Киевской академии, в том числе политические деятели из казацкой старшины, а не только писатели и богословы. Например, своим знанием латыни славились гетманы И. Выговский и П. Тетеря[515]. Выговский получил при Б. Хмельницком должность генерального писаря во многом именно благодаря этим своим умениям. Он часто переходил на латынь в переговорах с поляками, поднимая тем самым статус Украинского гетманства. Один на один по-латыни разговаривал он и со шведскими послами[516]. Следует отметить, что в допетровскую эпоху иностранные языки в Русском государстве не знали. Например, француз де ла Невилль писал, что во всем Московском государстве было всего четыре человека, знавших латынь

[517].

Великолепно владел латынью И. Мазепа. Французский посол Жан Балюз писал о нем: «Очень любит добавлять в свою речь латинские цитаты, а что касается перфектного и детального знания этого языка, может соперничать с лучшими нашими отцами иезуитами»[518].

Переписка большинства старшин насыщена вставками латыни – как целых выражений, так и отдельных латинизмов. Причем это относится и к корреспонденции на украинском, и на польском. Тут следует заметить, что многие представители украинской элиты в частной переписке использовали польский язык, например архимандрит Киево-Печерской лавры Иосаф Краковский (будущий киевский митрополит) в личной переписке с генеральным есаулом И. Ломиковским[519]

. Украинский, или «проста мова», как тогда говорили, использовался в генеральной канцелярии, в официальной переписке гетманов с Посольским приказом (в котором эти послания переводили на русский язык специальные толмачи), при написании стихов.

Основатели академии хорошо понимали те изменения, которые происходили в Европе под влиянием Ренессанса, и стремились поднять уровень педагогики Украины до общеевропейского[520]. Киевская академия была миром, который создавал элиту – просвещенную, начитанную, знакомую с античной классикой и лучшими произведениями Ренессанса. Преподаватели академии хотели, чтобы их ученики не уступали учащимся иезуитских коллегиумов, где уже в младших классах читали «Письма к друзьям», «Про дружбу», «Про старость» Цицерона и стихи Овидия, знакомились с Вергилием и читали в оригинале «Енеиду». Оды Горация служили образцом для учеников класса поэзии, равно как элегии и эпиграммы других поэтов античности[521]. Мы знаем, что выпускник академии И. Мазепа по памяти цитировал Горация и Овидия

[522].

Многие читатели согласятся, что студенческий дух, традиции вашего ВУЗа, особенно если это сильный университет с глубокими историческими корнями, навсегда закладывает основу личности. Конечно, бывает и самообразование, равно как и исключения из правил («в семье не без урода»). Но все же, если в юности ты не ходил в театр, не интересовался музыкой, не читал классику – ты, попав в избранное общество, даже ради того, чтобы не казаться «белой вороной», не будешь этого делать в зрелом возрасте[523]. А если и будешь – то крайне неубедительно и с огромными мучениями для самого себя. Поэтому традиции твоего Alma Mater, прививавшего любовь к искусству и литературе, имела столько высокое значение.

Особенной Киевскую академию делали ее выдающиеся педагоги. Многосторонность интересов, широта взглядов и увлечений – вот что отличало профессоров Киево-Могилянки. Большинство из них происходило из православной шляхты, высокопоставленного мещанства и казачества. Из шляхты были П. Могила и И. Борецкий. Из семьи казацких старшин – Дмитрий Туптало (Ростовский). Из мещан – Ф. Прокопович, С. Яворский[524]

.

Задачи академии были четко сформулированы в ее девизе и нашли отражение в современных изображениях. Так на гравюре И. Щирского знамя академии держит богиня мудрости Паллада. Метафоры передают то значение, которое современники придавали этому заведению: венок над скалой, обуреваемой волнами с подписью «Не одолеют» (Non praevalebunt) и якорь: «Не двинусь» (Non movebor). Две подписи внизу гравюры указывали на воинствующее положение Академии: «Зачем дразнить орлов? Зачем, о Рим, будишь львов?» (Cur aquilas tollis? Tollis quid Roma leones?)[525].

Словом, по аналогии с античными эталонами преподаватели готовили активных и просвещенных граждан. Важным аспектом влияния Киевской академии была ее связь с насущными вызовами украинского общества. Преподаватели были крупными учеными, политическими деятелями. Соответственно и студенты не были оторваны от политической жизни страны, наоборот, принимали в ней самое активное участие. Так на смерть гетмана П. Сагайдачного (1621 г.) ректором Киевской братской школы Касьяном Саковичем был написан знаменитый панегирик «Вірші на жалосний погреб…», ставший первым образцом украинского поэтического барокко. На похоронах гетмана его читали двадцать студентов Киевской школы. Во многом этот поступок был вызовом польским властям, не пожелавшим выполнять требования Сагайдачного.