Повседневная жизнь Древнего Рима через призму наслаждений

Все еще оставаясь глубоко привязанным к основам своих убеждений, Вергилий меняется в историческом смысле. Счастье, даже если оно подчиняется умеренности, не может повернуться спиной к будущему, как хотели этого Эпикур и Лукреций, поскольку историческая обстановка подталкивала их сопротивляться разрушительной эволюции своего времени. Лукреций проповедовал невмешательство, потому что Республика агонизировала среди столкновения амбиций и страстей, приводящих людей лишь к тому, что они вредили себе и друг другу. Отсюда возникало желание уединения. Эпикур проповедовал индивидуальное счастье; Вергилий же открыл, что человек, чтобы жить счастливо, не должен удаляться от общества. Некоторые ученые считают, что Вергилий стал жертвой официальной пропаганды. Это не столь важно. Важно, что на его примере мы можем проследить эволюцию человека, протестующего против собственного утверждения, что добиться лучшего мира можно лишь в контакте с природой и ее элементами. Из этого мира не может быть исключена любовь, хотя эпикурейцы, а после них Лукреций отвергают ее как безумие, мешающее достигнуть мудрости. Уже в десятой «Буколике» Вергилий произносит: «Все побеждает Амур, итак — покоримся Амуру!»^[175]. Эпикурейство может быть возвышенной индивидуальной моралью, но этого недостаточно для поэтического вдохновения: ему необходима любовь. Так постепенно обретает форму гуманизм Вергилия. Философия природы, помещающая человека в свои примитивные рамки, философия «Георгик» Вергилия обретают среди реформ Августа душевный и умственный покой. Наслаждение, по Вергилию, — это плод поэтической медитации, но речь идет о наслаждении исключительно интеллектуальном, духовном, которое приводит к наслаждению простым существованием, превозносимым его возвышенными посланиями. Они же были возможны только потому, что им было присуще наслаждение.

Это напряженное размышление о жизни, направленное на поиски истинного наслаждения, мы еще более ясно видим в произведениях другого поэта, также друга Мецената, Горация.

Подобно Вергилию, Гораций испытал на себе много философских влияний. Особенно он был подвержен эпикурейству. Но он всегда пытался составить свое оригинальное мнение, основанное на собственном жизненном опыте. Как и многие другие, поэт мог бы пуститься на поиски легких удовольствий, предлагаемых жизнью в Риме, чтобы забыть о собственных заботах. Он же поступает совершенно по-другому, несомненно, благодаря образованию, данному ему отцом в маленьком городке в Апулии, где мораль вдали от соблазнов Рима следовала прямолинейной античной традиции. Отец приучал его с малолетства «склонностей злых избегать, замечая примеры пороков» и «умеренно жить, бережливо, / Жить, довольствуясь тем, что он сам для меня уготовил»^[176]. Это воспитание путем чести и добродетели часто иллюстрировалось на примере извращенных наслаждений других, ибо правда, что «юную душу от зла удаляет бесславье другого»^[177]. Это позволило Горацию сохранить холодную голову среди соблазнов столицы. Все эти люди, вечно недовольные своей участью, хотевшие бы быть военными, будучи торговцами, жить в городе, будучи деревенскими жителями, удивляют его. Он с отвращением замечает, что людьми управляют страсти и наслаждения:

Возьми из толпы наудачу —
Этого скупость томит, того честолюбие мучит,
Этому нравятся женщины; этому мальчики милы;
Этого блеск серебра восхищает, а Альбин — бронза,
Этот меняет товары от стран восходящего солнца
Вплоть до земель, где оно закатными греет лучами:
Множа богатства, убытков страшась, он мчится сквозь бури,
Мчится, как пыльный столб, закруженный ударами вихря^[178].