Повседневная жизнь древнегреческих женщин в классическую эпоху

Ты же меня и в слезах, когда Ахиллес градоборец

Мужа сразил моего и обитель Минеса разрушил,
Ты утешал, говорил, что меня Ахиллесу герою
Сделаешь милой супругой, что скоро во фтийскую землю
Сам отвезешь и наш брак с мирмидонцами праздновать будешь.

(XIX, 287—299)

Как быстро эти женщины переходят от одного мужчины к другому! Она в неоплатном долгу перед Патроклом. Эта свежеиспеченная вдовушка готовится стать законной супругой божественного Ахилла — убийцы ее близких, да еще и испытывает радость от этой божественной войны. Вот каким образом из Гипподамии, супруги, потом вдовы, она становится, если не супругой, то по крайней мере подругой Ахилла и даже в более поздних источниках матерью сына Ахилла, Неоптолема... все еще оставаясь kourè-Бриса.

От kourè -своего-отца до божественной девственницы

Хотя позднейшие источники наделяют Хрисеиду судьбой, подобной судьбе Брисеиды, рассказывая, как отец добровольно вернул ее Агамемнону и как она родила от него детей Ифигению и Хриса, именно в «Илиаде» содержится ответ на вопрос: почему в отличие от Брисеиды Хрисеида остается только kourè-своего-отца? Все дело в том, что, если Брис мертв, Хрис жив. В этом все отличие: с одной стороны, между отцом и дочерью устанавливается действенная связь, несмотря на факт насилия, Хрис — после божественного вмешательства — получает свою дочь; тогда как, с другой стороны, смерть отца дает Брисеиде нечто вроде свободного выбора, и используется только имя отца, но не принадлежность ему.

Именно в этом ключе мы можем рассматривать разные слова, используемые воинами относительно этих девушек. Брисеида больше kourè, чем женщина или супруга, в то время как Хрисеида меньше kourè, больше thygater и pais, но никогда gynè. Именно присутствие отца отличает Хрисеиду от Брисеиды: оно делает ее pais — он любит ее; делает ее thygater — отец занимается ее будущим, потому что его влияние на нее остается незыблемым, несмотря на ложе Агамемнона. Брисеида остается без отца, и после военных действий ее имя продолжает напоминать всем о ее происхождении, сообщает, откуда она пришла, — из Брисы, от Бриса. Говоря о девушках, аэды говорят скорее о том, откуда они, чем кто они. Самая прямая параллель, которую можно обнаружить в такой потере «индивидуального» имени в пользу имени родственного, — это имя человека, которого насилие или покупка превратили в раба: рабы одновременно теряли и свободу, и свое имя.

Афинское право классической эпохи сохранило черты незыблемой связи между отцом и его дочерью. Даже вступив в брак и уплатив супругу приданое, когда дочь жила в «доме» своего мужа под его опекой, если по какой-то причине дочь и/или отец разочаровывался/разочаровывались в супруге, отец мог забрать ее домой — вместе с приданым! Это право, называемое аферезисом, переставало действовать с рождением первого ребенка (первого мальчика?), рождением, окончательно соединяющим супругу с новым «домом». Это означает, что влияние отца на дочь сохранялось, его авторитет был сильнее авторитета мужа или, отличаясь от авторитета мужа, он продолжал действовать по инерции.

Другие гомеровские kourai являются богинями. Нам достаточно одной — Афины. В «Илиаде» описывающие ее слова связаны с ее отцом, она thygater и tekos, то есть «дитя», «отпрыск», но особенно она kourè-Зевса. История ее рождения, объясняющая ее особенную связь с отцом, стоит того, чтобы быть здесь рассказанной. По Гесиоду, у Зевса была жена, Метида-Премудрость, от которой он ожидал ребенка: Афину. В то же время Зевса убедили остерегаться потомства Метиды, потому что после рождения Афины у нее родится сын, угрожающий его господству. Чтобы избежать риска, Зевс «себе ее в чрево отправил», но, переварив мать, он смог уберечь Афину. В конце концов она появилась из головы своего божественного отца, уже взрослая, в полном вооружении. И никогда дочь, kourè-Зевса, не будет принадлежать к другому кругу женщин, кроме «девственниц», не будет иметь другого отношения к миру, оставаясь исключительно дочерью-своего-отца. От других отпрысков Зевса Афину отличает то, что она перворожденная от его первой супруги. В какой другой культуре существует подобный образ дочери, родившейся только от отца? Оставим в стороне историю об угрозе господству Зевса — избитая тема. Разве не проявляется в этом мифе мечта греческих мужчин производить детей в одиночку!