Нам тоже удар, разрубающий разом шлем и кольчугу, представляется удивительным. Но острие меча могло прийтись в край шлема, разрубив лицо, — против этого на Руси нижний обод шлема и укрепляли накладным обручем. Возможно, впрочем, что ромей разрубил венгру, печенегу или болгарину незащищенную голову и грудь.
Победа, как ни хотел ее возвеличить Лев Диакон, не означала еще перелома в войне. Уже в следующей строке он рассказывает, что «император Иоанн торопил азиатские войска с переправой через Геллеспонт в Европу. Он приказал им провести зиму в областях Фракии и Македонии, ежедневно упражняясь во владении оружием, чтобы не оказаться неспособными к предстоящим боям и не быть разбитыми неприятелем». Весной он обещал явиться сам и, «ведя за собой войска свои», «всеми силами обрушиться на тавроскифов».
В русской летописи о действиях войска болгар и венгров не упомянуто, зато рассказано о неудержимом наступлении самого Святослава и его схватке с главными силами империи в Европе. Здесь соотношение сил было обратным. Менее десяти тысяч (за вычетом гарнизонов в Болгарии) имел русский князь, противников же было без счета. «И пошел Святослав на греков, и вышли (греки) против руси. Когда же увидела русь, убоялась великого множества воинов. И сказал им Святослав: "Уже нам некуда деться. Волей и неволей (придется) стать против. Да не посрамим земли Русской, но ляжем костьми тут, ибо мертвые срама не имут. Если побежим, — объяснил он для тех, кто еще не осознал ситуацию, — то осрамимся. Поэтому не побежим, но станем крепко. Я же перед вами пойду. Если моя голова ляжет, то делайте, что хотите". И сказали воины: "Где, князь, голова твоя, тут и головы наши сложим". Ополчилась русь, также и греки против ополчились. И сразились оба полка, и окружили русь, и была сеча велика зело, и одолел Святослав, и бежали греки».
Пользуясь победой, Святослав двинулся по Фракии на Константинополь, «воюя и разрушая города, которые стоят пусты и до сего дня». Эти слова Древнейшего сказания подтверждаются ромейскими источниками. Скилица привел красноречивую эпитафию, начертанную на надгробии Никифора Фоки митрополитом Иоанном Милитинским: «Ныне восстань, о владыка, и построй пеших, конных, лучников, свое войско, фаланги, полки: на нас устремляется росское всеоружие. Скифские племена рвутся к убийствам. Все те народы, которые раньше трепетали от одного твоего образа… ныне грабят твой город… Если же ты не сделаешь этого, тогда прими нас всех в свою могилу». Анонимный трактат древности Константинополя», написанный около 995 года, сообщает, что на цоколе конной статуи, стоявшей на площади Тавра, были «вырезаны рассказы о последних днях города, когда росы будут готовы разрушить этот город».
Конечно, штурмовать Царьград со столь малыми силами Святославу было бы затруднительно. Но и остановить его движение ромеи не могли. У Цимисхия появилась более серьезная забота — родственник убитого им императора Варда Фока был провозглашен «императором ромеев» войском, оставленным в Азии против натиска сарацин. Эти отважные воины вообще относились к империи скептически. Стратеги пограничных фем даже не пускали на свою землю императора со слишком большой вооруженной свитой. Нередко они происходили по отцу или матери от арабов, как рассказано в популярнейшей в империи (а вскоре и на Руси) эпической поэме о Дигенисе Акрите — богатыре пограничнике, близком по доблести, духу и приключениям к героям русских былин[198]. Защищавший европейские владения Империи ромеев Варда Склир был плоть от плоти их, свободный пограничный воин акрит со смешанной кровью и чувством долга перед соратниками и малой родиной. Император попал между двух огней. Хитростью и силой подавить восстание или умереть — такова была альтернатива Цимисхия. Он заключил мир со Святославом и сосредоточился на внутренней борьбе.
Древнейшее сказание описывает заключение мира с помощью притчи. Император прислал Святославу посольство с золотом и драгоценными тканями, но князь, не посмотрев на дары, отдал их отрокам: «Возьмите, кто что будет». Тогда мудрец посоветовал императору послать «оружие бранное». Тут князь посла «принял, начал любить и хвалить, и целовать, как самого цесаря». И сказали императору бояре: «Лют сей муж будет, потому что имением пренебрегает, а оружие берет и любит; дай дань». Тогда Цимисхий отправил Святославу, который уже «немного не дошел до Цареграда», предложение: «Возьми дань, какую захочешь». Святослав взял дань на живых и убитых русов, «говоря, что род его возьмет», «и возвратился к Переяславцу с похвалой великой». Этим рассказом сказитель завершает войну, которая на самом деле только начиналась.