Повседневная жизнь Древней Руси

Четверть века спустя об участи Игоря напомнил его сыну Святославу император Иоанн Цимисхий: «Полагаю, что ты не забыл о поражении отца твоего Игоря, который, презрев клятвенный договор, приплыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды. Не упоминаю уж я о его жалкой судьбе, когда, отправившись в поход на германцев, он был взят ими в плен, привязан к стволам деревьев и разорван надвое. Я думаю, что и ты не вернешься в свое отечество, если вынудишь ромейскую силу выступить против тебя, — ты найдешь погибель здесь со всем своим войском, и ни один факелоносец не прибудет в Скифию, чтобы возвестить о постигшей вас страшной участи»[61].

Не важно, что император в запале спутал древлян с германцами. Историки сочли русскую летопись и греческий рассказ равно достоверными. Они даже соединили эти рассказы в один, не сомневаясь, что древляне разорвали русского князя, привязав его к двум склоненным деревьям, как славяне делали, для острастки, с волками.

Жалкая гибель ленивого, жадного и незадачливого князя долго маскировала значительно более важный факт. Именно с этого момента две древнерусские летописи, до того почти во всем противоречившие Друг другу, внезапно стали писать одно и то же. И эти сведения вдруг стали точно соответствовать иностранным источникам, не будучи переписаны из них!

Древнейшее сказание

Поразительное единство текста летописей начиналось статьей о неудачливости и гибели князя Игоря в 945 году. Оно продолжалось подробным и точным описанием деятельности княгини Ольги, рассказом о подвигах ее сына Святослава и завершалось известием об утверждении ее внука Владимира на великокняжеском престоле в Киеве (11 июня 978 года, но в летописях ошибочно — 980 год). Предыдущие события были для летописцев туманным предметом гаданий и вычислений. Но и последующие, более близкие к ним по времени события на Руси представлены в летописании более туманно и легендарно, чем рассказ о временах княгини Ольги.

«Историки, — удивлялся этому обстоятельству академик М. Н. Тихомиров, — относящие создание летописи ко второй половине XI столетия, не могут ответить на вопрос, почему повествование о Владимире Святом и Ярославе Мудром включает более легендарные мотивы (о белгородском киселе, богатыре-кожемяке), чем рассказ об Игоре и его потомстве. Не могут они ответить и на другой вопрос: по какой причине летописное повествование о Владимире и Ярославе носит более компилятивный характер, изобилует большим количеством вставных статей, чем рассказ о событиях второй половины X в. Объяснить такую особенность летописного повествования легче всего, если предположить, что существовало особое произведение, рассказывавшее о судьбах Руси» — со смерти Игоря до вокняжения Владимира Святославича[62].

Ответ, по мнению М. Н. Тихомирова, может дать только летописеведение, поставленное на научную основу академиком А. А. Шахматовым. Тот еще в конце XIX века установил и научно издал текст Начального летописного свода, предшествовавшего «Повести временных лет», и доказывал, что Начальной летописи предшествовал Древнейший свод конца 1030-х годов[63], представления о котором углубили к середине XX века еще три академика.

Л. В. Черепнин отнес создание Древнейшего свода к 997 году[64]. Д. С. Лихачев, не сомневаясь в датировке произведения второй четвертью XI века, утверждал, что это было еще не летописное, не разбитое по годам сказание[65]. М. Н. Тихомиров в указанном выше труде примирил обе точки зрения, изучив состав и содержание не разделенного на годы «Сказания о русских князьях X века», наиболее раннего русского источника летописания. «Сказание о русских князьях X в., — по словам М. Н. Тихомирова, — начиналось с повествования об убиении Игоря и кончалось известием о вокняжении Владимира в Киеве И июля 978 г.».

Этот «древнейший памятник славянской историографии», который я буду называть Древнейшим сказанием, появился, когда была свежа память о временах княгини Ольги (после ее смерти в 969 году прошло от 9 до 48 лет), и через какое-то непродолжительное время был записан. Именно обращением летописцев XI–XII веков к Древнейшему сказанию объясняются их удивительная осведомленность о событиях 940–970-х годов сравнительно с более поздними известиями и не менее удивительное единство текстов Начальной летописи и «Повести временных лет» в рассказе об Ольге, ее сыне и внуках.

Однако, как подчеркнул М. Н. Тихомиров, это было именно сказание, а не летопись. Его текст не был разделен на погодные статьи, а многие события не были датированы. Поиски дат и разделение текста происходили уже в XI веке (вероятнее всего, во второй его половине), а выявленные четырьмя академиками[66] вставки в первоначальный текст делались и в XI, и в начале XII века.