«Вставка годов была сделана примитивно, — отметил Тихомиров, — когда-то единый текст оказался разорванным на отдельные годы. Так, после слов: "И реша дружина Игореве: се дал еси единому мужеве много", — поставленных под 922 г. (6430), в Новгородской Первой летописи имеется продолжение под 945 г. (6453): "отрочи Свенелжи изоделися суть оружием и порты". Таким образом, хронологически начало фразы отделено от ее продолжения 23 годами.
Такой же разрыв в повествовании путем введения заголовка ("начало княжения Святославля" и др.) имеется и дальше. Рассказ о мести Ольги кончался словами: "А Ольга възвратися в Кыев и пристрои вой на прок их"; непосредственное же продолжение этих слов поставлено под 946 г. (6454) ("иде на Деревскую землю"). Новый разрыв повествования сделан в результате вставки 947 г. (6455), в силу чего первоначальный текст оказался разделенным на две фразы: первая — "и прибывше лето едино" и вторая — "иде Ольга к Новугороду".
Явной вставкой является обозначение 969 г. (6477), разделившее первоначальный текст на две фразы: (Святослав) "собра воя и прогна печенегы в поле и быть мирно" и "рече Святослав к матери своей и к боярам". Такого рода вставки в текст сказания об Игоре и его потомках отмечены были уже А. А. Шахматовым в его реконструкции Древнейшего свода».
К работе летописца XII века относилось несколько содержательных вставок, менявших первоначальный смысл текста, например, о сожжении мстительной княгиней столицы древлян Искоростеня, в то время как по Древнейшему сказанию она умирилась с древлянами. Эти вставки мы, безусловно, учтем в рассказе о княгине, а отсутствовавшие в первоисточнике даты событий X века, над которыми ломали голову летописцы спустя сто и более лет, будем уточнять по Другим материалам.
Эти детали не мешают осознать главное: в ранней истории Древней Руси именно с княжения Ольги начинается недолгий период, когда вместо позднейших и мифологических по содержанию легенд мы имеем максимально достоверный для тех времен рассказ о реальных событиях русской истории, сохраненный в Древнейшем сказании.
Построение Тихомирова, завершившее в древней части принятую в фундаментальной науке концепцию Шахматова[67], основано на столь твердом материале, что доселе не вызывает возражений. В отличие от гипотетических летописей и сводов (играющих роль в системе летописеведения) Древнейшее сказание имеет для историков практический интерес, поскольку текст его известен. С примитивной, грубо разрывающей рассказ вставкой годов, заглавий и незначительными дополнениями он вошел в летописание как его самая стабильная часть. Рассказ о княгине Ольге драматически открывает Древнейшее сказание.
Но если Древнейшее сказание почти не различается в редакциях летописей, логичен вопрос: что нового дает историкам знание, добытое летописеведами? Очень многое, если обратить внимание на то, чего в окружающем Ольгу историческом контексте в Древнейшем сказании нет. Например, там нет разбивки по годам от Сотворения мира и попытки «натянуть» их на византийскую хронологию. В результате старушка Ольга не вынуждена рожать своего единственного сына Святослава через много десятков лет после выхода замуж за Игоря, подгадав момент, когда мужу исполнилось не менее шестидесяти.
Именно оценку
К княгине Ольге эта ирония относится непосредственно. Историки не раз ухитрялись отбросить как несущественное указание Древнейшего сказания X века на то, что княгиня внезапно осталась вдовой с маленьким сыном на руках, в пользу даты ее свадьбы с Игорем в 903 году, появившейся только в летописи начала XII века. Раз княгиня не могла оставаться бездетной до начала 940-х годов, говорили они, то Святослав к моменту ее вдовства был уже взрослым князем! Указание Древнейшего сказания на то, что княжич в 945 году был ребенком, а Ипатьевской летописи, что он родился в 942 году, так же смело решались отбросить.
Мы не будем пытаться насиловать материал в пользу понравившейся концепции. Только понимание истории развития древнерусской историографии является критерием научной оценки достоверности тех или иных сообщений. Конкурирующий критерий — удобство историка — существует в литературе, но не может восприниматься в науке иначе как шутка.