Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Приметы и суеверия

Одного поселянина из Медренга задавил опрокинувшийся воз сена. Через месяц после того умерло четыре человека со всеми вышеупомянутыми признаками вампиризма. Тут вспомнили, что Арнольд Павел (так звали покойника) часто рассказывал, что на него однажды напал турецкий вампир в соседстве Кассавы, на границе Сербии, но что он избавился от пагубных последствий тем, что мазался кровью вампира и ел землю с его могилы. Несмотря на то, он сделался вампиром после своей смерти. Тело его было красно, волосы и ногти росли, жилы наполнены были кровью совершенно жидкою. Земский судья, бывший при вырывании его трупа, приказал, по принятому обычаю, вколотить острый кол в сердце Павла Арнольда, который в ту минуту испустил страшный крик. Потом отрубили ему голову и сожгли его тело. Так же поступили и с трупами прочих четырех покойников. Несмотря на все сии предосторожности, спустя пять лет после сего умерло в той же деревне семнадцать человек различного возраста и пола в продолжение не более трех месяцев со всеми признаками вампиризма. Я сам был свидетелем следующего происшествия, которое оставляю на суд читателя. В 1816 году я предпринял путешествие пешком в Воргорац и провел ночь в деревушке Барбоске. Хозяин мой, богатый морлак, по имени Вук Роглонович, был веселого характера, охотник до вина и хорошего стола. Жена его была еще прекрасна, а дочь, девушка десяти лет, имела весьма занимательное лицо и много любезности. Я изъявил желание провесть несколько дней в этом доме, в намерении осмотреть остатки древностей вблизи находившихся. Добрые люди тотчас уступили мне комнату без всякой платы; но сие благородное гостеприимство возлагало на меня обязанность оставаться столь долго за столом, сколько угодно было другу моему Роглоновичу а всякий, имевший когда-нибудь короткое знакомство с Морлаком, поймет всю тягость сего принуждения. В один вечер хозяйка с дочерью, посидевши с нами не более часа, простились; я, чтоб избавиться от угощений хозяина, забавлял его некоторыми песенками, как вдруг поражает нас страшный крик в соседственной спальне — мы тотчас вскочили, побежали, и ужасное зрелище представляется глазам нашим. Мать бледная с растрепанными волосами держала в своих объятиях дочь без чувства и еще более себя бледную, произнося пронзительные звуки: «Вампир, вампир! Моя бедная дочь умерла!» Мы между тем успели в скором времени привести в чувство несчастную Раву (имя дочери). Тогда она рассказала нам, что видела бледного человека в саване, который влез в окно, бросился на нее, укусил и чуть было не задушил. Она прибавила, что узнала в нем одного поселянина по имени Виркциана, умершего перед тем за две недели. На шее девицы было красное пятно, но я не знаю, было ли оно родимое или уязвление какого-нибудь насекомого. Я осмелился открыть им мое предположение, но отец оттолкнул меня с гневом, мать почла за неверного и подтверждала, что сама своими глазами видела вампира и совершенно узнала в нем Виркциана. Я принужден был молчать. Между тем несчастная Рава была в совершенном отчаянии; она ломала себе руки и кричала беспрестанно: «Неужели я умру в таких летах и не бывши замужем!» Набрали в деревне разного рода талисманов, какие только могли найти, и навешали их на шею Равы. Отец клялся, что на другой же день поутру выроет труп Виркциана и сожжет его в присутствии всех своих родственников. Ночь прошла в величайшем волнении, и ничто не могло успокоить несчастных родителей.