Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Приметы и суеверия

Воспоминая старину, празднуют здесь канун Иванова дня. В 10 часов вечера вышел я в поле, откуда подымался густой дым — целые бочки со смолою пылали ярким пламенем; костры дров и кустарники можжевельника с треском горели, и дым расстилался вдали. Многочисленные толпы народа бродили вокруг огня; иные прыгали и веселились; другие сидели в кружке и пели шумные песни; веселие царствовало всюду. Обычай сей очень древен и берет свое начало от времен языческих. Несмотря на распространившуюся давно уже здесь христианскую веру, чуждую суеверия, еще и доныне много сохранилось обрядов языческих, которые переходят из роду в род, и чем далее от столицы, тем в большем количестве, и с большими странностями, хотя правительство и присматривает несколько за этим.

В сей же вечер ищут кладов, которые, по мнению народа, представляются в разных видах: иногда бегают кабаном, оленем златорогим, черною кошкою и проч. и проч. — Надобно заметить, что клад по большей части удается одному человеку. Я пошел попытать своего счастия или, лучше сказать, посмеяться над суеверием народа.

Ночь была претемная, хотя луна и проглядывала из-за облаков. Я вошел в лес и стал под деревом; вблизи и вдали по полю бродили рассеянно зажженные фонари — ветер не веял, лист не колыхался; только изредка галки перекликались на дубах. На правой стороне от меня, на берегу ручья, лежит большой камень, где по преданию сокрыто несметное богатство. Почтенную древность сей твердой глыбы часто нарушало человеческое корыстолюбие, часто, часто подрывали его; но все тщетно — и камень, кажется, говорил: напрасно меня беспокоите, напрасно ищете того, чего не положили.

Но что это? Кто-то приближается медленными шагами с поникшею головою; в одной руке щуп ^[23], в другой тускло горящий фонарь. Черная фигура, как привидение, шла тихо к камню, часто останавливалась, смотрела на луну, подымала вверх фонарь и, кажется, с ужасом осматривалась.

Мне пришло в голову подшутить, — фигура была от меня еще в десяти шагах; недалеко от камня она остановилась в нерешимости. Тотчас ложусь на землю и глухо говорю: сюда! Фигура от страха ничего не отвечала, но приметно было дрожание фонаря. Перекрестись три раза, продолжал я, очерти себя кругом, не говори ни слова, и ежели сделаешь назад хотя один шаг, то умрешь!Фигура повиновалась. — Приблизься к камню и что тебе представится, ударь три раза щупом и скажи: аминь!Фигура подходит к камню, ставит на него фонарь, крестится три раза, переходит на другую сторону камня, смотрит вниз с удивлением и ужасом, потом ободряется, заносит щуп и спускает преплотный удар. — «Кто тут?» — воскликнул незнакомый голос при подошве камня. Фигура отскакивает, я и сам, признаюсь, несколько испугался и не смел пошевелиться. В ожидании чего-нибудь необыкновенного приподнял я голову; фигура крестилась и шептала молитву; я был в таком изумлении, что никак не мог понять, кто закричал; страх мало-помалу начал проходить, и я думал, что это игра разгоряченного воображения, но и фигура слышала голос. Разве не позабавился ли кто-нибудь, подобно мне, над простотою фигуры? Между тем, как я недоумевал и терялся в догадках, фигура, призывая всех святых, подходит опять к камню, опять замахивается и ударяет крепче прежнего, заключив словом: аминь! — «Вот я тебе дам аминь!» — вскрикивает прежний голос громче прежнего. Опять я изумился, но думал, что тут скрывается нечто, пристально смотрел на камень, и вдруг из-за него встает человеческий образ. Черная фигура кричит и опрометью убегает. Незнакомец с яростию разбивает фонарь и бросает в фигуру, гонится за нею, испуская тьму ругательств. И кто же это, вы думаете? Привидение, домовой или леший — хозяин клада? Нет, это был пьяный крестьянин, который заснул подле камня, возвращаясь из города домой.

На другое утро сие происшествие с ужаснейшими прибавлениями разносится по городу, и все, не оглядываясь, бегут от камня, почитая его жилищем злого духа ^{8}.

Глава IX

« Всё живущее в мире подчинено таинственному влиянию природы» ^{1}

Подъезжая ночью к Саранску, в сильном волнении, сквозь слезы смотрел я на чистое небо, усеянное звездами; вдруг одна отделилась от них и упала. Я упрямился, а небо не хотело оставить мне минуты сомнения. Я все это помню как диво, хотя и очень знаю, что не для меня многогрешного могут твориться чудеса, и передаю это просто, как оно было, читателю: поверит ли он мне или не поверит, мне все равно. С этого времени началось мое суеверие ^{2}.

* * *

В самый первый день Христова Воскресения была такая вьюга, такая метель, что десятки людей погибли на улицах, занесенные снегом; я так была настроена, что во всем этом видела грустное предзнаменование для меня ^{3}.

* * *