Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Приметы и суеверия.

Мне было тринадцать лет, когда меня решили отдать в благородный пансион. День отъезда моего из дома останется незабвенным в моей жизни. Карета уже была заложена и стояла у крыльца… Дедушка, как будто не замечая никого, прямо подошел ко мне, обнял меня, крепко поцеловал, перекрестил и произнес: «Господь с тобою! Учись прилежно, этим ты утешишь свою мать и меня… В субботу я сам за тобой приеду…» И он еще раз поцеловал и перекрестил меня. Все на минуту присели и потом поднялись^{7}.

* * *

Наконец, настал благословенный 1825 год. Дядя Ильин вызвал меня в Петербург. Ужасно холодно и натянуто было мое прощание с отцом. Выходя из ворот, лошади каким-то странным образом попятились. Никифор тотчас же заметил: «Это значит, что он не воротится назад!» Говорите же теперь против народных поверий! Маменька провожала меня до Олишевки, где жил дядя Шрамченко. С горькими слезами я простился с нею и, разумеется, навсегда!^{8}

* * *

Во время квартирования в Любомле со мною много случалось приятного и неприятного и между прочим впал было паки в суеверие по одному случаю. Генералу, у которого я уже постоянно правил должность бригадного адъютанта, предписано было осмотреть бригады его полка: Екатеринославский кирасирский, Александрийский гусарский и татарский уланский и сверх того полк казачий Попова 9-го и роту артиллерии полковника Глухова, которая квартировала в Кобране. По исполнении сего, возвращаясь из Кобрана к своему полку в Любомль, остановились в одном местечке кормить все, что есть хотело. Из сего местечка выезжая по узкому и долгому переулку, встретили весь штат церкви, возвращающийся с кладбища, погребши умершего или умерших. Проехав сей переулок, должно было ехать версты три или четыре по самой неисправной гребле (плотине), хотя и поневоле ехали мы по ней очень тихо, но за всем тем у нас сперва лопнула ось под кухнею, потом испортилось переднее колесо у кареты, что заставило меня выйти из коляски, в которую сел генерал с супругою, и остаться для распоряжения поправкою испортившегося. Не отъехали они и версты, как переломилась ось у брички, в которой ехали две девушки. Итак: из четырех запряжек одна только коляска вытерпела ужасные между остатками леса выбои, послужила доехать генералу с супругою и девушкам до первой деревни, которая довольно далеко отстояла от сокрушительной плотины, и они приехали в нее довольно поздно, а я, исправя поврежденное, прибыл туда уже по восходе солнца, ибо и после плотины ехал довольно большую дистанцию лесом, по пнистой и кореньями перепутанной дороге. Этот-то случай заставил меня перебрать все слышанные встречи с духовными и приключения, по них последовавшие, потом не удивлялся уже тому, из чего распространилось общее мнение, что встреча с духовною особою предвещает неприятности, во избежание коих ворочаются назад и другие средства употребляют. И я, грешный, даже теперь имею слабость, хоть не ворочаюсь при таковых встречах, но всегда вспоминаю бывшее со мною и опасаюсь еще новой неприятности, особенно после подтверждения сего неосновательного мнения одним, уже в 1824 году случаем. Того года 23 апреля поехал я из деревни в город на именины к учителю гимназии и первая встреча на дороге была с каким-то священником или диаконом, а может быть, то был и дьячок или пономарь, но только твердо знаю, что церковного штата. Я мысленно просил у него благословения, плевал в зад ему сквозь кулак и как у меня не случилось тогда ни булавки, ни иголки или чего-либо другого ему вслед кинуть, то я, прорвав у шинели тафту и вырвав клок ваты, бросил ему вслед. Казалось, все исполнил, покойно приехал к имениннику, весело провел между гостями его время и забыл про встречу. После обеда выпросился я у именинника на базар с тем, чтобы, купивши огородных семян, возвратиться к нему. Лишь только, остановясь против семянниц, сошел я с дрожек, вдруг несется с горы тройка в телеге без кучера и прямо на мои дрожки; коренная ударила грудью в заднюю рессору, перешибла все листы оной и от сего же удара на круги передней оси дерево раскрошилось, а железо изогнулось, весь переплет передка с рессорами подался вперед оси… рессорою щелкануло коренную мою лошадь, она, испугавшись, понесла, пристяжная еще пуще; кучер мой, которого еще ударом тройки кинуло на зад коренной моей лошади, упал, запутался ногою в вожжи и тащился на них почти полверсты по мостовой, о которую избил бока, особенно голову, и если бы не случился по счастью тут лекарь, который, взявши вольного цирюльника, приказал на том же месте пустить ему кровь, то я неминуемо бы простился на век с моим кучером; притом и коренная лошадь об насунувшиеся к ней рессоры, скакавши, жестоко избила себе задние ноги, так что ее несколько времени должно было лечить. Теперь осуждайте мою слабость, что я, повстречавшись с кем-либо из служителей церкви, как будто жду чего неприятного. Сам чувствую, что в сем заблуждаюсь, но сии жестокие два приключения не позволяют истребить мысли сей^{9}.

* * *