Скопление людей в промышленных городах создало колоссальную проблему: этим скопившимся попросту стало негде жить. В Лондоне жилищная проблема стояла особенно остро, но она существовала во всех городах Великобритании. Под жилища использовалось все, что имело крышу. Сдавались сараи, амбары, хлева, погреба. Во дворах сколачивались из досок жуткого вида хибары для постояльцев.
Девяносто процентов домов было перенаселено: в каждой комнате жило по два – три человека. Была также распространена сдача коек постояльцам – семьями, снимавшими целую квартиру или комнату. Встречались объявления о сдаче части комнаты, причем мужчина, работавший днем, и девушка, работавшая прислугой в гостинице ночью, должны были пользоваться одной постелью.
В 1836 году Чарльз Диккенс так увидел лично ему хорошо знакомые трущобы: «Тем, кто не знаком с этой частью Лондона (а таких немало), трудно вообразить себе всю грязь и нищету, которые царят в ней. Убогие домики, где выбитые окна заделаны тряпьем и бумагой и где в каждой комнате ютится по целому семейству, а подчас и по два и по три даже: в подвале – мастера, изготовляющие сласти и засахаренные фрукты, в передних комнатах – цирюльники и торговцы копченой селедкой, в задних – сапожники; торговец певчими птицами на втором этаже, три семейства на третьем и лютый голод на чердаке; в коридоре ирландцы, в столовой – музыкант, на кухне – поденщица и пятеро ее голодных детей»[252]
.Качество жилья устрашает. Гнилые стены и дверные косяки, изобилие крыс и насекомых никого не удивляли.
«Заходя в дом, вы видите умопомрачительную грязь везде, куда бы вы ни ступили, но в большинстве случаев теперешним жителям дом уже достался в таком состоянии»[253]
.Таков был не один Лондон: в середине XIX века писали, что в Ливерпуле «от 35 до 40 тысяч населения живет ниже уровня почвы – в погребах, не имеющих вовсе стока».
Зимой в таких домах не топили. Хозяева экономили на угле, а то и просто у жильцов не было денег на отопление. Освещение тоже было крайне недостаточным: свечи и даже газ слишком дороги. Появился газ – но компании сразу же стали устанавливать счетчики, работавшие очень просто: бросаете монетку и получаете газа ровно на эту сумму. Далеко не все могли пользоваться газом.
Грязь всюду: «перед самым домом – сточная канава, позади выгребная яма, в окнах сушится белье, из окон льются помои; девочки четырнадцати-пятнадцати лет бродят босиком и нечесаные в каких-то белых салопах, надетых чуть ли не на голое тело; тут же мальчики всевозможных возрастов в куртках всевозможных размеров или вовсе без оных; мужчины и женщины, одетые кто во что горазд, но все без исключения грязно и убого; все это слоняется, бранится, пьет, курит, ссорится, дерется и сквернословит»[254]
.Интересно, что рабочие и вообще городская беднота в «Шерлоке Холмсе» почти не появляются.
Как ни парадоксально, не появляются и реальные преступники из низшего класса… А ведь лондонские трущобы – просто потрясающая питательная среда для преступности.
Преступники, которых нет в «Шерлоке Холмсе»
В XVIII–XIX веках во всей Европе уровень преступности, по современным представлениям, зашкаливал. В Англии было еще хуже, чем в любой стране континента: нигде не шло, с одной стороны, настолько жестокого сгона крестьян с земли, а с другой, ни возникало настолько индивидуализированного общества, члены которого были до такой степени предоставлены сами себе.
В своем «Трактате о городской полиции» шотландский предприниматель, а потом мировой судья Патрик Колкхаун показал, что в Лондоне конца XVIII века, за сто лет до Ватсона и Холмса, более 100 тысяч человек в городе зарабатывали «занятиями криминального, нелегального или аморального свойства».
Сто тысяч криминальных личностей – это 10 процентов всего населения города, включая младенцев, или 30 процентов работающего населения.
Жизнь даже в глубине сельской Англии оставалась опасной. Известно, что знаменитый экономист Адам Смит в возрасте четырех лет, в 1727 году, был похищен цыганами. Но его дядя, брат матери, погнался за табором и заставил преступников вернуть ребенка. Неизвестно, были это настоящие цыгане с континента или ирландские кочевники – особая этническая группа шелда или шельта, которая сама себя называет пэйви. В любом случае, поздравим и маленького Адама, и его маму с возвращением мальчика домой. И задумаемся о не слишком скучной жизни англичанина – не столь уж далеких времен.
Статистики до середины XIX века практически нет. Все пишут о том, что преступников было очень много, что они составляли целые подпольные корпорации, что существовали школы для воров. Но сколько именно было преступников?
Еще пишут о громких и страшных преступлениях. Об одном Джеке-потрошителе написаны целые библиотеки. Кто был Джеком-потрошителем, до сих пор неизвестно, и современные авторы предлагают свои, более или менее остроумные догадки.