Повседневная жизнь Французского Иностранного легиона: «Ко мне, Легион!»

А вот у русских — совсем иная мотивация. «После эвакуации из Новороссийска и Севастополя, — пишет Пешков, — воины Белой Армии оказались в ужасном положении. Русские вступали в Легион тысячами». В основном это были профессиональные военные: донские и кубанские казаки. «…Отслужив свои пять лет, получали французское гражданство и уходили. Некоторые, но таких было немного, возвращались в Красную Россию». Почему же немного?

«…Они боялись преследований со стороны правительства Советов, да и семьи их не очень-то были рады их возвращению.

Мой ординарец — казак с Кубани. Однажды он мне признался с горечью:

 — Написал своему брату, спрашивал, что там у них происходит, и могу ли я вернуться… и вот получил ответ…

В руке он держал письмо.

 — Брат мне пишет: «Не возвращайся». Я его девять лет не видел и был уверен, что он будет рад меня видеть после стольких лет разлуки. А он мне говорит: «Не возвращайся». Знаю, что времена тяжелые. Но брат не хочет, чтобы я возвращался, потому что я захочу получить свою долю от нашего семейного хозяйства, кусок земли. Я не вернусь.

И таких «невозвращенцев» среди казаков было большинство: это спасло им жизни, но не спасло их прижимистую родню от раскулачивания и лагерей».

Как вступали в легион в прежние годы? Об этом существует немало воспоминаний, но документами подтверждается немногое: до 1934 года не велось никакой документации по учету кандидатов и принятых рекрутов, и это при известной французской привычке к крючкотворству. Но легион оказался вне французских правил. Подсчет и ведение разнообразных «гроссбухов» начались только с середины тридцатых годов.

История вступления в легион, которую рассказывает известный немецкий писатель-гуманист Эрнст Юнгер, достаточно типична для своего времени.

Юный немец был мечтателен, бредил Африкой и стремился поскорее освободиться от родительской опеки, к свободе «взрослых». В 1913 году восемнадцатилетний юноша пересек франко-германскую границу. Попытался самостоятельно найти вербовочный пункт в Вердене, но безуспешно. Тогда отправился в полицейский участок и поинтересовался: «А где тут у вас в легион вступают?» Агент полиции лично проводил его к мрачному серому зданию, мимо которого тот уже неоднократно проходил в поисках вербовочного пункта. Юношу попросили подождать в унылой комнате. Рамы окон были испещрены автографами его предшественников: «Генрих Мюллер… Легионер Й. Шмидт, Кельн» — и десятки других имен. Через некоторое время кандидат в легионеры предстал перед офицером с сединой на кончиках усов, с короткими, рублеными жестами рук.

«Он окинул рекрута одобрительным взглядом и произнес:

 — Итак, молодой человек, насколько понимаю, вы изволили выразить пожелание отправиться в Африку? А вы хорошо подумали? Известно ли вам, месье, что там стреляют и схватки случаются каждый день?

Эти слова звучали как музыка в моих ушах. Я ответил, что ищу опасной жизни.

 — Прекрасно, что вы отдаете себе отчет в том, на что идете. А сейчас я дам подписать предварительное соглашение. — И добавил: — Вы вольны выбрать себе новое имя, если старое вам не нравится. У нас документы не требуются…»

Будущий писатель записался под вымышленным именем Герберт Бергер. И прибавил к своему возрасту два года. После обеда солдат отвел его вместе с другими рекрутами на беглый медосмотр. Приложив трубочку к груди одного из соискателей, врач был категоричен: «Больное сердце». Ткнул пальцем в другого: «Дебил».

В те времена кандидаты, отвергнутые в одном пункте, немедленно отправлялись в следующий: а вдруг там повезет больше? Отследить их передвижения было невозможно: не существовало никакой системы контроля и учета, к тому же имена в большинстве случаев были вымышленными. Все это напоминает абитуриентов, провалившихся на вступительных экзаменах и подающих документы в другое учебное заведение…

Герберт Бергер оказался годен. Ему и еще нескольким счастливцам выдали на руки билеты до Марселя и немного карманных денег. На вокзале — том самом, на который приехал и я, спустя почти сто лет, молодое пополнение встретил капрал и пешком провел их через весь город в форт Сен-Жан. Через несколько дней они уже плыли в третьем классе на пароходе в Алжир…

Эрнст Юнгер прослужил в легионе всего три месяца. Но этот опыт пригодился ему на протяжении всей долгой и необычной жизни. Когда началась война, он сражался в окопах с французами на стороне своей страны. Стал лейтенантом рейхсвера, но пережитый ужас окопной войны сделал из него писателя и энтомолога. Когда рейх захватил Францию, капитан Юнгер был прикреплен к командующему парижским округом вермахта… а потом, презирая в душе нацизм, ушел в отставку, занялся бабочками и написанием нового романа.