Война 1870 года помешала делам Поля Дюран-Рюэля и вынудила его отправиться в Лондон, куда он увез семью и все имевшиеся у него полотна, что позволило ему открыть галерею на Нью-Бонд-стрит и возобновить свою деятельность. Однажды, прогуливаясь по берегу Темзы, он, к величайшему своему удивлению, повстречал Добиньи, работавшего там на натуре. Поскольку они были давними знакомыми, Добиньи, знавший об отчаянном положении Писсарро, также бежавшего в Лондон, попросил торговца разместить в своей галерее несколько картин художника. Писсарро, в свою очередь, привел в галерею Клода Моне. И тут Дюран-Рюэль понял, в чем его призвание!
Несмотря на то, что английская публика не была в восторге от картин импрессионистов, вернувшись в Париж, Дюран-Рюэль решил сделать ставку именно на них и их друзей. Покинув помещение на улице Ла Пе, он переехал на улицу Лафитт и начал одну за другой закупать картины Моне, Ренуара, Мане и Дега. В течение трех лет он с увлечением приобретал десятками картины импрессионистов, заставляя многих из них поверить в то, что удача наконец улыбнулась им (умудряясь при этом покрывать безумную расточительность Моне).
В 1874 году произошла катастрофа: в связи с экономическим кризисом число недовольных среди давних клиентов Дюран-Рюэля, привыкших к работам художников барбизонской школы, не одобрявших его выбора и ругавших импрессионистов, увеличилось. Многие из них перестали пользоваться его услугами, предсказывая, что он окончит дни в шарантонском сумасшедшем доме. Но, несмотря на это, Дюран-Рюэль не стал меньше покупать у импрессионистов, а для получения необходимых средств он даже продал принадлежавшие ему картины Делакруа, Курбе и Коро. Однако трудности еще только начинались. Не сумев наладить продажу картин импрессионистов, он был вынужден прекратить закупки, оставив художников на произвол судьбы.
Вновь занять прежние позиции на рынке картин Дюран-Рюэлю удалось лишь в 1878 году, когда он организовал выставку работ Коро и художников барбизонской школы, имевшую огромный успех. Тогда же банкир Жюль Федер предоставил ему крупный кредит, обеспечив таким образом возобновление закупок работ импрессионистов. Но в январе 1882 года компания «Юнион женераль» потерпела полный крах: Федер был арестован и попал в тюрьму. Дюран-Рюэль вновь пошел ко дну: он должен был вернуть миллион, что по тем временам было немыслимой суммой. Дюран-Рюэль стал легкой добычей для своих конкурентов, в частности Жоржа Пти, попытавшегося обвинить его в подлоге, а затем пригрозившего выставить на продажу в отеле Друо все имевшиеся в его фирме полотна импрессионистов. Дюран-Рюэль мужественно противостоял всем нападкам и в очередной раз принялся за восстановление пошатнувшегося положения. Взяв в долг часть денег на складе рам, владельцем которого он оставался, и сдав внаем часть своей квартиры и часть галереи на улице Лафитт, он смог открыть галерею на бульваре Мадлен, а затем в 1886 году, решив сыграть ва-банк, погрузил 310 полотен на корабль, отправлявшийся в Нью-Йорк. Это были 310 шедевров, которым было не суждено вернуться обратно. Клод Моне заметил позже, что эта потеря нанесла непоправимый урон национальному художественному наследию.
Прорыв Дюран-Рюэля в Америку был заранее подготовлен, этому способствовали Уистлер, Сарджент и в особенности Мэри Кассет. Дочь питсбургского банкира, талантливая художница, работы которой нравились Дега, Мэри имела широкий круг знакомых в американском бомонде. Воспользовавшись дружескими отношениями с банкиром Хевемейером, она порекомендовала ему Дюран-Рюэля. Хевемейер и его жена к тому времени уже были поклонниками творчества Дега. Как и все американцы тех времен, банкир решил действовать с размахом и приобрел сразу сорок картин. До этого момента выставка, организованная в Американской художественной галерее на Медисон-сквер, не имела никакого успеха, несмотря на то, что ловкий торговец немного разбавил импрессионистов, добавив к их работам полотна живописцев из Фонтенбло: последние должны были служить гарантией качества остальных работ. Нью-йоркские критики проявили по отношению к импрессионистам такую же нетерпимость, как парижские, в пух и прах разнеся экспозицию. Но после покупки Хевемейера все изменилось: началось массовое нашествие! Стиллманы, Вайтморы и другие толстосумы захотели переплюнуть его.