Повседневная жизнь Испании Золотого века

Два порока были особенно распространены в армии: азартные игры и женщины. До какой степени мог доходить азарт, можно судить по истории, рассказанной Алонсо де Контрерасом: захват вражеского корабля в турецких водах принес такую добычу, что капитан галеры-победительницы в интересах своих людей запретил все игры, «чтобы каждый из них прибыл на Мальту богатым», и для большей уверенности выбросил в море все игральные карты и кости, которые смогли найти на борту. Тогда солдаты придумали организовать «взаимное пари» очень странного рода: на палубе нарисовали круг, который обозначал поле для скачек. Каждый солдат брал «свою» вошь и одновременно со своими товарищами сажал ее в центр круга: тот, чья вошь первой пересекала границы, получал весь выигрыш… «Когда капитан увидел, как мы увлечены, — комментирует Контрерас, — он позволил нам играть в то, во что нам хочется: столь силен был порок азарта у солдат!» Королевское правительство, так же как и капитаны, было беспомощно в борьбе с играми. Самое большее, что им удалось сделать — регламентировать азартные игры, запретив использование карт и костей только в караулах, «поскольку, если солдаты отлучались, чтобы где-то поиграть, это могло повлечь за собой самые серьезные последствия», но этот запрет остался на бумаге.^{226}

Что касается женщин, следовавших за войсками, то иногда это были законные жены солдат и офицеров, которые тащили за собой детей, но большей частью это были девицы легкого поведения, существование которых было признано официально, поскольку некоторые уставы фиксировали их численность пропорционально количеству солдат: обычно 8 на 100… Поэтому армия, находясь в полевых условиях, с сопровождавшими ее женщинами, детьми, странствующими торговцами и нищими всех сортов, была похожа на некий табор — впрочем, тогда это относилось не только к испанским войскам. Но ухаживания и проституция, как и азартные игры, были поводом для частых ссор, которые иногда заканчивались трагически: пятеро или шестеро убитых сотоварищей, в смерти которых Алонсо де Контрерас, образцовый солдат, признал себя виновным, красноречиво говорят об этом.

Более серьезным было то, что свобода, предоставлявшаяся солдатам, проявлялась не только в презрении к гражданскому населению, но и в различных формах насилия по отношению к нему. Уже при Филиппе II посол Венецианской республики Сурьяно, восхищаясь доблестью испанских солдат, подчеркивает и оборотную ее сторону: «Испанский король владеет рассадником стойких людей, сильных телом и духом, дисциплинированных, годных для военных кампаний, маршей, приступов и обороны; но они настолько наглые, жадные до чужого добра и завидующие чужой чести, что невольно спрашиваешь себя: может быть, эти бравые солдаты были бы более полезны своим правителям, если бы не причиняли им столько вреда за последние годы? Ведь они, хотя и являются средством достижения побед, плохим обращением с населением уничтожают его добрую волю и привязанность к правителю».^{227}

Итак, в начале XVII века, и особенно после 1621 года, когда возобновилась война против Соединенных провинций, все эти отрицательные стороны усилились растущими трудностями, с которыми сталкивалось испанское правительство при наборе и содержании своих войск. Как раз в это время выражение «воткнуть копье в землю Фландрии» стало синонимом почти невозможного предприятия. Поскольку добровольцы становились все более редки, офицеры, набиравшие солдат, брали всех подряд, в частности, всех бездельников и нищих, от которых старались избавиться городские власти под предлогом мобилизации. В обедневшей Испании голод заменил сержанта по вербовке в армию, и многие становились солдатами только для того, чтобы обеспечить себе хотя бы пропитание, средство к существованию. «Нет человека, каким бы бедным и опустившимся он ни был, — иронично пишет Эстебанильо Гонсалес, — который бы, убедившись, что ему из-за его недостатков нет места в этом мире и никто не даст ему кусок хлеба, не искал спасения в этом приюте…»

Командиры мало заботились о качестве рекрутов, тем более что зачастую их нанимали для количества. Обычай ставить «подставных солдат» (plazas muertas), который тогда практиковался во всех армиях, позволял офицерам получать предусмотренные деньги и питание для постоянного содержания солдат, которые на самом деле появлялись в строю только в дни «смотров». «Наша рота, — говорил Эстебанильо Гонсалес, — насчитывала шестьдесят действующих солдат, которые несли караульную службу, и сто пятьдесят человек для дней смотров…», так что реальная численность армии была значительно ниже официальной цифры, и гвардейские войска, официально состоявшие из трех тысяч человек, едва ли достигали десятой доли этой цифры.^{228}