Повседневная жизнь масонов в эпоху Просвещения

Золотой была его корона, золотым было платье, его пурпурная мантия — дар Хирама, царя Тирского, — была соткана на основе из золотых нитей; золотом блестел его пояс, золотом сверкала рукоять меча; обутые в золото ноги ступали по расшитому золотом ковру, а трон был сделан из золоченого кедра.

Сидевшая рядом с ним дочь Утра, закутанная в облако тончайшего белого льна и прозрачного газа, была подобна лилии, случайно попавшей в букет желтых нарциссов. С обдуманным кокетством царица подчеркнула контраст, извинившись за простоту своего утреннего наряда.

<…>

Речи Адонирама заставили царицу савеян позабыть всё окружающее. Одну за другой мастер показывал ей постройки будущего храма, и она шла за ним, сама не понимая, что за сила ведет ее, а царь и придворные следовали по пятам за божественной царицей.

<…> Покоренный пленительной улыбкой царицы, Сулейман не мешал ей более расточать хвалы художнику, которым он сам в душе восхищался, хотя и не без некоторой досады; а тот, обычно равнодушный к лести, внимал ее речам с каким-то новым для себя восторгом.

Трое великих вышли между тем во внешний перистиль храма. Храм стоял на четырехугольном возвышении, откуда открывался вид на поля и холмы. Несметная толпа заполонила все окрестности города, построенного Даудом. Чтобы увидеть вблизи или хотя бы издали царицу Савы, весь народ устремился к дворцу и храму; каменщики покинули карьеры, плотники спешили с дальних лесных складов, рудокопы поднялись наверх из забоев. Крылатая молва пронеслась по окрестным землям, всполошила весь этот трудовой люд и привела толпы народу к месту строительства.

— Весь народ моей страны сбежался, чтобы посмотреть на вас, но меня удивляет, почему весь мир сегодня не осаждает стены Иерусалима. Из-за вас опустели поля, обезлюдел город, и даже неутомимые строители мастера Адонирама…

— Действительно! — перебила его царица Савская, которая всё искала способ воздать должное зодчему. — Такие строители, как у Адонирама, в другом месте сами были бы достойны зваться мастерами. Это солдаты воинства художников… Мастер Адонирам, мы желаем произвести смотр вашей армии и выразить наше восхищение вашим строителям, равно как и вам в их присутствии.

Мудрый Сулейман, услышав эти слова, в изумлении воздел обе руки над головой.

— Но как, — воскликнул он, — созвать всех строителей храма, которые рассеялись в праздничной сутолоке, разбрелись по холмам, затерялись в толпе?! Их слишком много, и, как ни старайся, невозможно в несколько часов собрать вместе столько людей со всех концов земли, говорящих на всех языках, от гималайского санскрита до малопонятных гортанных наречий дикой Ливии.

— Пусть вас это не тревожит, государь, — просто сказал Адонирам. — Нет ничего невозможного в просьбе царицы, и мне хватит нескольких мйнут.

С этими словами Адонирам, встав, как на пьедестал, на лежавшую рядом гранитную глыбу и опершись о колонну внешнего портика, повернулся к бесчисленной толпе и окинул ее взглядом. Он сделал знак, и волны живого моря побледнели, ибо все запрокинули и обратили к нему свои светлые лица.

Толпа умолкла, с любопытством взирая на мастера… Адонирам поднял правую руку и раскрытой ладонью провел в воздухе горизонтальную линию, а затем от середины ее опустил перпендикулярную черту, изобразив два прямых угла, какие получаются, если подвесить нить со свинцовым грузом к линейке, — знак, которым сирийцы обозначают букву «Т», букву, пришедшую к финикийцам от народов Индии, называвших ее «тха», и переданную затем грекам, назвавшим ее «тау».

Обозначавший в этих древних языках в силу иероглифической аналогии некоторые инструменты каменщиков, знак «Т» служит сигналом к общему сбору.

И едва Адонирам начертил его в воздухе, как толпа пришла в движение. Людское море зашевелилось, забурлило, с разных сторон покатились волны, словно ураган пронесся над ним. Сначала это была лишь общая сумятица: все бросились бежать, каждый в свою сторону. Но вскоре в толпе начали обрисовываться группы; они росли, разделялись, становились рядами; им освобождали место, часть толпы отхлынула назад, и тысячи человек выстроились, словно войско, в три колонны, каждая из которых в свою очередь делилась на три когорты, плечом к плечу стоя, и концы колонн терялись вдали.

И пока Сулейман тщетно пытался понять, в чем же состоит колдовская сила мастера Адонирама, земля содрогнулась: сто тысяч человек, выстроившиеся в несколько минут, одновременно с трех сторон двинулись вперед. Загудела равнина под их тяжелыми размеренными шагами. В середине шли каменщики, каменотесы и все, кто работал с камнем: впереди — мастера, за ними — подмастерья, следом — ученики. Справа в том же иерархическом порядке шагали плотники, столяры, пильщики, тесальщики. Слева — литейщики, чеканщики, кузнецы, рудокопы и все, кто имеет дело с металлами.

Их было больше сотни тысяч, и они приближались подобно огромным волнам, захлестывающим морской берег…

Сулейман в растерянности отступил на два-три шага, обернулся и увидел за своей спиной лишь блестящую, но жалкую горстку священников и вельмож.