Повседневная жизнь масонов в эпоху Просвещения

Третий добавил: «Это верно».

«Все подмастерья — братья», — снова заговорил первый.

«Все цеха имеют равные права», — отозвался второй.

«И это верно», — повторил третий.

Я понял, что первый из них — каменщик, потому что потом он сказал: «Я подмешал известь в кирпичи, и от нагрева они рассыплются в прах». Второй — плотник, он добавил: «Я сделал поперечные балки слишком длинными, и огонь доберется до них». А третий работает с металлом; вот его слова: «Я принес с берегов ядовитого озера Гоморра смолу и серу и подмешал их в литье». В этот миг сверху дождем посыпались искры и осветили их лица. Каменщик — сириец по имени Фанор, плотник — уроженец Финикии, его зовут Амру, а рудокоп — иудей из колена Рувимова, его имя — Мифусаил. О великий царь, я поспешил припасть к вашим ногам: поднимите ваш скипетр и остановите работы!

— Слишком поздно, — задумчиво произнес Сулейман, — видишь, отверстие уже открывается; молчи обо всем и не тревожь Адонирама, только повтори мне три имени, что ты назвал.

— Фанор, Амру, Мифусаил.

— Да будет на всё воля Божья!

Бенони пристально посмотрел на царя и побежал обратно, быстрый как молния. Тем временем куски обожженной глины продолжали падать на землю; подручные заработали с удвоенной силой; корка, закрывающая отверстие, стала совсем тонкой и засветилась так ярко, словно солнце готовилось восстать из своего ночного убежища, не дождавшись утра. По знаку Адонирама подручные отошли; под гулкие удары в тот же миг быстрый, ослепительно белый поток устремился в желоб и заскользил подобно золотой змее, вспыхивающей серебристыми и радужными бликами, к вырытому в песке углублению, а оттуда растекся по множеству желобков.

Пурпурный свет словно кровью окрасил лица бесчисленных зрителей на склонах холмов; в отблесках его вспыхнули темные облака; багровым заревом окрасились вершины далеких гор. Иерусалим выступил из ночного мрака; казалось, весь город охвачен пожаром. В мертвой тишине это величественное и феерическое зрелище походило на сон.

Отливка уже началась, как вдруг чья-то тень метнулась ко рву, предназначенному для стока жидкого металла. Это был человек; невзирая на запрет, он решился пересечь русло, которое вот-вот должна была захлестнуть огненная река. Но когда он ступил туда, поток расплавленного металла настиг его, сбил с ног, и он исчез в мгновение ока.

…Мастер даже не успел узнать своего подмастерья, своего верного Бенони.

Жидкий металл заполнял впадину медного моря, контуры которого уже вырисовывались золотой диадемой на черной земле, а между тем тучи литейщиков с глубокими ковшами на длинных железных ручках по очереди черпали жидкий огонь из образовавшегося озера и заливали металл в формы львов, быков, пальм, херувимов и других гигантских фигур, которым предстояло стать опорами медного моря. Неустанно орошали они песок огнем, и проступали на земле светлые багряные очертания лошадей, крылатых быков, песьеголовых обезьян, чудовищных химер, рожденных гением Адонирама.

— Божественное зрелище! — воскликнула царица Савская. — Какое величие! Какова сила духа этого смертного, что обуздывает стихии и покоряет природу!

— Он еще не победил, — отвечал Сулейман с нескрываемой горечью. — Только Адонаи всемогущ!

Вдруг Адонирам заметил, что огненная река выходит из берегов; зияющее отверстие изрыгало потоки, и песок осыпался под напором металла. Мастер взглянул на медное море — форма переполнилась, верхняя обшивка треснула, и лава уже струилась во все стороны. Страшный крик вырвался у него, голос его прокатился по холмам и долго отзывался эхом в горах. Решив, что раскаленный песок остекленел, Адонирам схватил рукав, присоединенный к резервуару с водой, и стремительной рукой направил водяной столб на пошатнувшиеся каменные опоры, поддерживавшие форму. Два потока схлестнулись, расплавленный металл окутал воду, сдавил ее, заключил в тиски. Вода зашипела, превращаясь в пар, под ее напором огненные оковы лопнули. Грянул взрыв, металл брызнул ослепительным фонтаном на двадцать локтей в высоту, словно вдруг раскрылось жерло огромного вулкана. В грохоте потонули душераздирающие крики и плач: обрушившийся на землю звездный дождь сеял повсюду смерть; каждая капля была раскаленным копьем, пронзавшим и убивавшим на месте. Тела падали, устилая площадку, и тишину разорвал общий крик ужаса. Паника охватила толпу; все бежали, не разбирая дороги; страх толкал прямо в огонь тех, кого огонь преследовал… Залитые ослепительным багровым светом поля воскрешали в памяти ту страшную ночь, когда пылали Содом и Гоморра, воспламененные молниями Иеговы.

Адонирам в растерянности метался по площадке, пытаясь собрать своих строителей, чтобы заткнуть жерло печи, извергавшей неиссякаемые потоки огня, но он слышал лишь стоны и проклятия и видел вокруг только мертвые тела — все уцелевшие разбежались. Один Сулейман остался невозмутимым на своем троне, а царица спокойно сидела рядом с ним. Сияли в полумраке диадема и скипетр.