Повседневная жизнь московских государей в XVII веке

Учителем грамоты числился дьяк Василий Сергеевич Прокофьев, а вторым учителем царского наследника — по письму — с весны 1635 года стал подьячий Посольского приказа Григорий Васильевич Львов, назначенный на эту ответственную должность за уникальный каллиграфический почерк, обширные познания в «цыфирной счетной мудрости» и других областях. Возможно, это он привил Алексею Михайловичу усердие к чистописанию, позднее воплотившееся в любовь к собственноручному письму. Царь уже в зрелом возрасте наказывал в одном из писем: «…чернила возьми у Григория у Львова, да и перья ему вели очинить». Видимо, и чернила, и перья у него были особенные, которые нравились царю и к которым он привык. За успехи в деле обучения наследника Львов в 1636 году был пожалован в дьяки, что означало серьезный карьерный рост, а впоследствии даже возглавлял Посольский приказ.

Примерно в семь лет Алексей научился играть в шахматы. Игра эта очень соответствовала его спокойному усидчивому характеру. До конца жизни в царском кабинете имелось несколько наборов шахмат, купленных и подаренных, очень дорогих и самых простых.

В девятилетием возрасте царевич начал обучаться церковному пению, которое пришлось ему по душе. Его учителями стали певчие дьяки Лука Иванов, Иван Семенов, Михаил Осипов и Николай Вяземский. Заложенную в детстве любовь к священным песнопениям Алексей Михайлович пронес через всю жизнь, прекрасно знал их и даже поправлял поющих во время церковных служб, увеличил штат царских певчих; при нем в царской библиотеке резко возросло число певческих рукописей с «крюковой» записью мелодии.

Наследник престола проявил потрясающие способности к учению. Он очень быстро выучил наизусть те части часослова и Псалтыри, которые полагалось знать на память, и перешел к чтению Деяний апостольских. Образовательному циклу свободных наук, общепринятому в Европе и включающему грамматику, риторику, диалектику, арифметику, геометрию, музыку, астрологию, царевича, увы, не обучали. Августин Мейерберг, говоря об образовании царских детей, очень сожалел, что блестящие врожденные дарования Алексея Михайловича не получили в детстве развития через «семь свободных художеств». Главная задача его учителей была не в расширении кругозора и познаний высочайшего ученика, а в привитии ему «благочестия», а уж это им удалось в полной мере.

Примерно к десяти годам у Алексея Михайловича уже составилась своя библиотечка из тринадцати томов. В нее помимо Евангелия, часослова, Псалтыри, Деяний апостолов, Октоиха, Стихираря[15] и другой певческой и церковно-учительной литературы входили «Тестамент», содержащий поучения византийского императора Василия сыну Льву, изданные в Литве «Лексикон» и «Грамматика», а также «Космография». В одном ряду с обучающими книжками стояли «немецкие гравированные листы», которых было приобретено множество в Овощном ряду по указанию Бориса Ивановича Морозова. Так, известно, что В. И. Стрешнев неоднократно покупал «немецкие печатные листы», а также «листы писаные немецкие и русские»; к примеру, в январе 1635 года он купил их 32 штуки. Эти гравюры и картинки носили в основном не развлекательный, а познавательный характер, а потому широко использовались при обучении царевича.

В целом Алексей Михайлович получил хорошее образование — не по европейским, а по русским меркам. В его библиотеке были также естественно-научные печатные издания и рукописи и труды по военному делу. Он знал и цитировал изречения философов: «А Аристотель пишет ко всем государем, велит выбирать такова человека, который бы государя своего к людям примирял, а не озлоблял!» Иногда он демонстрировал свои познания в античной мифологии: «…имай крепко опасенье и Аргусовы[16] очи по всяк час беспрестанно в осторожности пребывай…» Государь, не чуждый творчества, одному из своих корреспондентов даже написал нечто отдаленно похожее на силлабические вирши:

Рабе Божий! Дерзай о имени Божии
И уповай всем сердцем: подаст Бог победу!
И любовь и совет великой имей с Брюховецким,
И себя и людей Божиих и наших береги крепко…

Видимо, методы обучения и стиль поведения Б. И. Морозова импонировали его воспитаннику — настолько, что когда он вырос и стал царем, то сделал «дядьку» своим советником теперь уже в государственных делах, на первых порах — с широчайшими полномочиями: Морозов «приказывал государевым словом», то есть давал указания от имени царя. Когда же во время Соляного бунта 1648 года восставшие москвичи, возмущенные злоупотреблениями Морозова, потребовали его казни, царь отмолил своего учителя и на какое-то время выслал его из города, тем самым спас «дядьке» жизнь…