Повседневная жизнь московских государей в XVII веке

В Архангельском соборе состоялось моление «о новом лете», после чего начались поздравления и благодарения государю и его сыну от всех социальных групп, представленных на церемонии. От лица Освященного собора речь на греческом языке произнес александрийский патриарх Паисий, а ее перевод зачитал митрополит Сарский и Подонский Павел. Ответная речь объявленного царевича привела всех в полный восторг, ибо стоял он перед своим отцом, «яко светлосияющая луна пред светлым солнцем», а слова его были мудры. «Извитием благословесия» Алексей Алексеевич «возвеселил» сердце царя и всех присутствующих, так что они воздали Богу хвалу за дивное чадо. Реакции собравшихся на его речь был посвящен целый риторический пассаж в «Чине объявления царевича народу», в котором автор не скупился на риторические вопросы, к примеру: «Кто от разумия внимающих, видя пречеснейшаго великаго государя, христолюбивую его царскаго величества отрасль рождшему его так вельможнейшему обладателю сладкоточивые гласы произносяща и сими всех увеселяюща и радостному умилению не подвигся?» У всех очевидцев потекли «благоразумный веселыя слезы», а Алексей Михайлович поцеловал свое дитя в голову. Затем начались многочисленные поздравления, речь от Боярской думы произнес ее глава князь Никита Иванович Одоевский. Завершилось празднество возвращением царя и наследника во дворец, в Столовую избу, а священного синклита — в Успенский собор. «Для своей царского величества всемерныя радости объявления сына своего государева» Алексей Михайлович пожаловал боярам по 100 рублей, окольничим и кравчему — по 70, казначею, постельничему и думным людям — по 60, печатнику, стряпчему с ключом и ловчему — по 55, думным дьякам — по полста, комнатные стольники получили по 15 рублей, дворяне московские и жильцы — по 12 и так далее в соответствии с чином и окладом каждого. Из Столовой избы государь с сыном вернулись в свои хоромы под пение канона Воскресению Христову, «что поется в самый светлосиятельный день живоносныя Пасхи, зело благочинно и сладкопесненно».

Алексей Михайлович вернулся в Успенский собор на литургию и только после нее «пожаловал» придворных — велел им быть на пиру в Грановитой палате (о том, что подавали к столу, мы узнаем в дальнейшем). Особое место на пиру отвели учителю царевича Симеону Полоцкому — посадили за особый стол рядом с троном и предоставили слово. Его стихотворная поздравительная речь очень понравилась царю, и он наградил поэта зеленой атласной шубой на соболях. Симеон Полоцкий не просто произнес речь — он написал и преподнес государю специально посвященное замечательному событию сочинение — «Орел Российский».

Церемония объявления наследником Федора в 1674 году во многом повторяла предыдущую, но масштаб ее был скромнее. По окончании литургии царь так же пригласил всех «есть хлеб» и также в честь праздника были пожалования; в частности, думный дворянин Иван Богданович Хитрово, бывший «дядька» царевича, получил чин окольничего.

Особое внимание, уделявшееся Алексеем Михайловичем объявлению наследника, было, несомненно, связано со стремлением усилить представление о святости царской власти, с одной стороны, и подчеркнуть прочность новой царской династии путем торжества принципа преемственности — с другой. Чин объявления царевича народу стал вторым по значимости после церемониала венчания на царство.

«Видеть царские очи»

Одной из основополагающих частей государева чина были приемы иноземных посольств. Олицетворяя собой державу, государь встречался с представителями других властителей. Тут уж ударить лицом в грязь было никак нельзя. Мельчайшие детали должны были работать на возвеличение чести и достоинства монарха и страны. Поэтому к приему иностранных послов готовились самым тщательным образом, заранее расписывая все детали предстоящего церемониала.

Еще в XV–XVI веках приему иностранных дипломатов отводилось одно из центральных мест в деятельности государя. Каждый участник аудиенции знал свое место и роль в поддержании монаршего престижа. Трон охраняла вооруженная личная гвардия монарха, против чего неоднократно возражали иноземцы. Например, Антонио Поссевино, посланный в XVI веке папской курией наводить мосты между католичеством и православием, заметил боярам, что в Западной Европе при приеме послов в тронных залах нет охраны, но услышал в ответ, что воины около русского монарха не что иное, как «государей чин и гроза». После вручения грамот послы должны были удаляться, пятясь назад, ни в коем случае не поворачиваясь к царственной особе спиной. Кстати, этот обычай сохранился в России даже в «просвещенном» XVIII столетии.

С самого приезда с послами «церемонились» — опекали и охраняли, порой до такой степени, что иностранцам не без основания казалось, что их держат под домашним арестом. Неприкосновенность послов и посланников, а также членов их свиты касалась в том числе и криминала: за преступления, совершённые в России, их могли наказать лишь на родине.