Повседневная жизнь Москвы. Московский городовой, или Очерки уличной жизни

Самым громким судебным разбирательством (из череды так называемых «полицейских») было дело об оскорблении частного пристава Врубеля. Выполняя служебные обязанности, он попытался войти в дом богатой купчихи М. А. Мазуриной, чтобы взыскать 1128 руб. по ее долговому обязательству. Действуя в лучших традициях московских купцов-самодуров, Мазурина приказала слугам наглухо запереть ворота и спустить с цепи сторожевых собак. Невзирая на опасность, подчиненные Врубеля расчистили ему путь. Пристав смог проникнуть в покои купчихи и лично вручить ей официальное предписание. А разбор дела у мирового судьи для Мазуриной закончился приговором об аресте на два месяца «за противодействие законным требованиям полиции».

Другого участника того события, врача Екатерининской больницы Ельцинского, судили в Окружном суде. Доктор, находившийся в доме Мазуриной, не только не отговаривал купчиху от ее опрометчивого поступка, но и на повышенных тонах порицал настойчивость пристава Врубеля. Правда, на суде Ельцинский вел себя гораздо тише и попытался доказать, что словом «безобразие» он характеризовал не действия полицейского офицера, а возникшую при этом нервную обстановку в доме. Волнение, мол, могло пагубно сказаться на здоровье его пациентки. Суд признал Ельцинского виновным, но приговорил всего лишь к штрафу в 8 рублей.

Немногим позже хамовнический мировой судья вынес вердикт об оскорблении другого полицейского — на этот раз всего лишь городового. Тем не менее, по мнению Е. И. Козлининой, это на первый взгляд рядовое дело имело важную общественную значимость:

«Приказчик купца Гвоздева желал пройти по Дорогомиловскому мосту в то время, когда мост за ветхостью был закрыт не только для проезда, но и для пешеходов.

Городовой не пропустил приказчика, и тот стал ругаться. Городовой повел его в часть; дорога в часть проходила мимо лавки Гвоздева, который сам стоял в дверях своей лавки. Увидав это шествие и узнав, в чем дело, Гвоздев велел своему приказчику идти в лавку, а городовому сказал, чтобы он прислал к нему помощника квартального[39]. И случись это за неделю до начала деятельности мировых судей, дело тем бы и кончилось: помощник квартального пришел бы к Гвоздеву, получил бы с него три, много пять руб. за беспокойство, и тем бы дело, к общему удовольствию, и разрешилось, конечно, получил бы на чаек и обруганный приказчиком городовой. Но теперь уже сама полиция держала ухо востро и не дерзала распоряжаться по собственному усмотрению, а отсылала всех к мировому.

Конечно, и мировой судья, хорошо знавший порядки того времени, принял все это во внимание и отнесся к обвиняемым довольно снисходительно, приговорив Гвоздева к денежному штрафу в размере 15 руб., а его приказчика к аресту на 7 дней. Удивил же он и огорчил всех тем, что о действиях городового, отпустившего задержанного, постановил сообщить обер-полицмейстеру.

Мысль, что городовой не должен был подчиняться распоряжению его степенства, в обывательских головах еще не укладывалась, потому что тугая мошна еще считалась всесильной.

Вот разубедить обывателей в этом главным образом и предстояло мировым судьям.

И с честью вершили они свое доброе дело, приучая народ к правосудию, не знающему ни сильных, ни богатых, и воочию являя доказательства того, что суд и может и должен быть одинаково ко всем беспристрастным.

Конечно, в значительной степени помогала им в этом отношении и печать, усердно печатая самые подробные отчеты обо всех делах и таким образом делая их достоянием широкой публики».

В 1867 г. популярный сатирический журнал «Искра» с иронией писал о поветрии, охватившем Москву: по приказу начальства полицейские судятся «за оскорбление». Возможно, журналисты демократической ориентации предпочитали прежнюю систему отношений — обругал городового или даже квартального, потом сунул ему в качестве компенсации рублевую бумажку и радей дальше за свободу личности. Вот только обер-полицмейстер Н. У. Арапов рассудил иначе. Он приказал всем своим подчиненным представлять обидчиков в суд, а не удовлетворяться по привычке денежной компенсацией, поскольку защита от оскорбления конкретного полицейского служит укреплению достоинства полиции в целом.

В рамках этой новой концепции действовал полицмейстер Поль, услышав в свой адрес обидные слова. Это случилось, когда он, совершая ночной обход, заметил свет в торговом заведении, вход в которое был заперт. Войдя через заднюю дверь, полицейские застали компанию игроков в карты. Один из них, прекрасно видя, что перед ним офицер в чине полковника, все же сказал: «Что это есть за человек, не нужно ли дать ему три рубля». На суде Поль пояснил, чем руководствовался в своих дальнейших действиях: «Сочтя эти слова оскорбительными для каждого полицейского чиновника и общества, я счел нужным составить о происшествии протокол». Слова «три рубля» суд оценил в 10 рублей штрафа.