Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX—XX веков

Москву середины XIX века можно было назвать большим дворянским гнездом. Тут жили зажиточные независимые семьи, которые не искали служебной карьеры и не примыкали ко двору… жили радушно и беспечно. В богатых домах давали балы, маскарады, вечера. Жившая при высочайшем дворе фрейлина Тютчева, сравнивая Москву с Петербургом, писала: «В Петербурге все либо военные, либо чиновники… все носят мундир, все куда-то спешат, кому-то хотят услужить, кому-то подчинены. Москва, наоборот, город величайшей свободы, безалаберности; здесь не любят стесняться, любят свои удобства. Это проявляется во всём: в пестроте толпы, в костюмах самых разнообразных фасонов и цветов, в устарелых дамских модах, в причудливой и своеобразной упряжке экипажей, в уличном шуме и движении… Москва — город полнейшего досуга. Здесь каждый живёт для себя, согласно своему удобству».

Несмотря на то, что Петербург был столицей и в нём жил царь со всем своим семейством, многие считали этот город искусственным образованием, хотя бывшие москвичи и составляли значительную часть его населения. Особенно много москвичей переехало в Петербург после того, как в 1851 году была построена Николаевская железная дорога. Б. И. Чичерин в своих воспоминаниях пишет о том, как московский барин Пётр Павлович Свиньин, когда все радовались постройке железной дороги, сказал: «Чему вы радуетесь? Теперь все сидят здесь, а будет железная дорога — все уедут».

Уехали, конечно, не все. Всё-таки в московской жизни были свои прелести, и променять их на официальные и строгие петербургские церемонии кое-кому было всё-таки жалко. К тому же в Москве и погода была лучше и жизнь дешевле. Виссарион Григорьевич Белинский в одном из своих писем в 1847 году писал из Петербурга: «Я решил переехать жить в Москву… в Москве меня, кроме друзей, ничего не привлекает, как город я её не люблю. Но жить в петербургском климате, на понтийских болотах, гнилых и холодных, мне больше нет никакой возможности… на 12 тысяч я в Москве могу жить, как в Петербурге нельзя жить на 18 тысяч. Для семейного человека жизнь в Петербурге дороже лондонской… а в Москве, в любом почти русском трактире, можно пообедать, если не изящно, то здорово… В Москве, у Шевалье, когда наши друзья давали мне обед, плачено было без вина 12 рублей ассигнациями и обед был такой, какого в Петербурге за 25 рублей едва ли можно иметь».

Белинский, как известно, умер в Петербурге. Когда он лежал на смертном одре, явилась полиция для того, чтобы арестовать его, а он, приняв её в предсмертном бреду за народ, стал говорить о свободе, прогрессе, уважении к человеку. Какие всё-таки прекрасные и святые люди встречались в том строгом городе, несмотря на сырость и дороговизну!

Жил Белинский на Лиговке, в комнатке на втором этаже деревянного домика, а приличная петербургская жизнь протекала на Невском, в его дворцах и хоромах. Здесь в середине 1880-х годов от Аничкова моста до Большой Морской улицы по вечерам горели фонари и полицейские гоняли проституток. А в стороне от Невского, под долгими дождями, росли и росли сталактиты больших каменных зданий. По поводу жизни в них Николай Васильевич Шелгунов, публицист и писатель, сказал в одном из своих очерков: «В Петербурге ⁹/ ₁₀жителей живут в домах-колодцах с выгребными ямами на дне, с неподвижным отравленным воздухом, с грязными холодными крутыми лестницами, для которых не существует ни швейцаров, ни цветов, ни ковров, украшающих входы парадных на Невском. Квартиры полу-светлые, небольшие, затхлые, в которые не проникает ни воздух, ни солнце. Цветы даже не держатся в таких квартирах… Семья, имеющая доход в месяц 150 рублей, живёт по-нищенски. У кого доход 80 рублей, тот имеет обед из одного блюда…»

В этом городе жили герои Достоевского и они, как никто другой, естественно смотрелись на его фоне. На фоне Москвы всё могло бы выглядеть задушевнее и проще, и тогда прощай, русская петербургская литература, прощай, мир каменных хламид великого города, отражённый холодными водами его бесчисленных рек и речушек, прощай, петербургский мир униженных и оскорблённых.

Спустя 100 лет, в 50-х — начале 60-х годов XX века, я увидел и запомнил на всю жизнь эти дворы-колодцы, занятые штабелями сложенных дров. Ленинградцы в своих комнатах тогда топили ими печи голландского отопления. Железные или покрытые красивой глазурованной плиткой, они создавали в доме уют.