Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны

– Денатурат больше, а потом древесный, потому он вкуснее. Пропустишь сквозь корку хлеба, – и как настоящий – только крепче.

Врач ведет обычный допрос, осматривается, пишет рецепт и отпускает:

– Покамест, слава Богу, временная потеря зрения, а будете продолжать – совсем лишитесь…

Пара опять молча хлопается на колени, молча поднимается и уходит.

В дверях показывается новая чета: измученное лицо женщины и рядом, в потертой ливрее, с испуганно вытянувшимся лицом, мужчина.

– С чем пришли?

Баба заливается в три ручья:

– Ума лишился от пьянства, службу потерял… Господи!..

Лицо мужчины вытягивается еще больше, он тяжело сопит, опускается на колени и как-то идиотски-спокойно хрипит:

– Спасите, спасите!..

– Встаньте. Как вас зовут?

– Не помню, не знаю… Спасите, спасите!..

– Афанасий Корнеев, – говорит баба, проглатывая бурлящее рыдание.

– Женаты? – снова спрашивает врач у больного.

– Не помню, не знаю… Спасите!

– Господи!.. Да я-то кто же тебе? – изумляется баба.

Так же тупо и безразлично ливрейный отвечает:

– Не знаю, не знаю… Спасите!..

– Сколько вам лет?

На лице алкоголика проступает усилие:

– Не помню… Кажется, полтораста…

– Давно это с ним?

– С неделю.

Врач наклоняется над больным:

– Нужно хоть теперь бросить пить, слышите?..

– Убьет громом… Царица Небесная… брошу… Спасите!..

– Хорошо, я вам помогу, только нужно исполнить все мои приказания.

Антиалкогольная пропаганда

Доктор повышает голос:

– Слышите? Нужно исполнять!

Больной широко расставляет руки по полу и громко несколько раз стучит головой о паркет:

– Прикажите, прикажите… Спасите, спасите…

Но все это с тем же равнодушием идиота, которое не вяжется с мучительной трагедией этих двух фигур.

Поднимается, выходит, и движения – нелепые, несогласованные».

В завершение журналист привел обращенные к доктору слова одного из пациентов: «Дорогой, благодетель, помогите… Конечно, я пью, но, пардон, не я пью, – горе пьет… Не могу остановиться… Понимаете… У меня жена была… понимаете… дети… двое детей… А теперь ничего нет. Ушла. Да… Люди грызутся, как собаки… Вот и пью… Понимаете ли? Чувствуешь себя маленьким, ничтожным… да… А жить хочется… а… жить тяжело… а…»

И сделал вывод:

«…в этом – главная правда.

Мы чувствуем себя слишком ничтожными и маленькими, чтобы бороться с кучей нелепостей жизни, а они нас подминают под себя и душат, душат эти нелепицы…»

Похоже, что здесь речь идет о первых признаках усталости от войны, о стремлении людей с помощью алкоголя снять нервное напряжение.

Характерно, что в начальный период действия запрета на спиртное власти и общественность не придавали особого значения проблеме «суррогатного пьянства». На фоне всеобщего отрезвления считалось, что «ханжу» и прочую гадость пьют неизлечимые алкоголики, которых не так уж и много.

«Опасность отравления, конечно, имеется, – признавал К. Ф. Флеров, старший врач Сокольнической больницы, – но она касается только лиц, заведомо идущих на различные заболевания, только бы удовлетворить свою жажду опьянения. Надо надеяться, что процент таких лиц не так уж велик и что лечение их будет идти успешно, для остального населения достаточно широкого разъяснения всех опасных последствий употребления денатурированного спирта и различных суррогатов».

Такой же точки зрения придерживался профессор А. М. Коровин:

«Народ смело и решительно, без всяких колебаний, вступил на путь полной трезвости. Не слышно никаких жалоб, напротив, везде с радостью приветствуется трезвость. За народом нехотя плетется интеллигенция, колеблющаяся и ноющая. Какие опасения может вызвать эта благодетельная мера? Указывают на участившиеся случаи отравлений и заболеваний. Но это касается только безнадежных алкоголиков, которые будут пить все что угодно, только бы опьяняться. Конечно, необходимо не ограничиваться только отрицательными мерами, но создать и заполнить образовавшуюся пустоту новыми формами культурных развлечений.

Многие указывают, что пиво можно было бы оставить. Но ведь восемь бутылок пива равняется одной бутылке водки по количеству спирта. А ведь у нас пиво пьют не рюмками. Также вредны абсолютно и виноградные вина, содержащие сивушные масла».

В мощном хоре оптимистов затерялся голос профессора Л. С. Минора: «Отравляются не только безнадежные алкоголики, а широкая масса населения. Вопрос приобретает еще большее значение, если будет доказано, что это – начало нового пьянства массы, прибегающей к суррогатам за отсутствием возможности достать спиртные напитки»[29].

Осенью 1914 года проблеме, обозначенной профессором Минором, сторонники всеобщей трезвости значения не придали, поскольку ликовали – Николай II одним росчерком пера ликвидировал винную монополию и разрешил местным властям вводить «сухой закон». Как это частенько бывало у российского самодержца, его благодеяние обрушилось на подданных совершенно неожиданно.