Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны

Только самые наивные из жителей Москвы не знали, как, невзирая на запреты, можно получить спиртное в заведениях трактирного промысла. А непросвещенные могли почерпнуть полезные сведения из газет, где бытописатели помещали зарисовки с натуры, вроде этой, опубликованной в январе 1915 года:

«– Человек, порцию ромштексу, – требует посетитель.

– Вам как прикажете, соус отдельно подать?

– Какой соус?.. Ах, вот что! Ромштекс! Конечно, конечно, отдельно. И, пожалуйста, еще стакан чаю.

Официант приносит кусок жареного мяса, соусник, наполненный “соусом”, и стакан чаю.

И посетитель, оставив мясо, подливает в чай “соус” и пьет, вкусно щелкая языком и сладостно щурясь на соусник.

– А что у вас на сладкое? – спрашивает он, покончив с соусом.

– Маседуан[32] из французских фруктов.

– Прошу.

Официант приносит “маседуан”. Посетитель пробует ложечкой юшку, замирает от наслаждения, кивает одобрительно головой и шепчет лакею:

– Пожалуйста, голубчик, еще три порции этого самого…“маседуана”. Да не забудь лимончику и сахарной пудры.

– Слушаюсь-с».

В свете этих маленьких хитростей стоит особо отметить «трезвую» встречу Нового, 1915 года. В нашей предыдущей книге мы приводили замечания современников о том, что непосредственно перед войной публика в Москве пить стала больше. В новогодний праздник 1914 года только шампанского москвичи выпили 30 000 бутылок. И вдруг абсолютная трезвость…

Рестораторы попытались получить разрешение торговать шампанским (всего одну ночь!), но не встретили понимания у главноначальствующего. Пришлось им запасаться безалкогольной «шипучкой».

«Москвичам все равно некуда деться, будут сидеть по ресторанам и пить “трезвое” шампанское», – констатировал обозреватель городской жизни «Утра России». Он же проинформировал москвичей о степени готовности привычных мест развлечения к празднованию по-новому:

«Со вчерашнего дня во всех излюбленных ресторанах началась запись на обычные “столики”. Кое-где их уже разобрали.

В “Метрополь” ездят заказывать лично.

Здесь богатый ассортимент “трезвого” шампанского: есть клубничное и яблочное, виноградный сок, большой выбор сладких вод и сиропов.

В “Праге” добыли какой-то особенный “шипучий” напиток, по вкусу и запаху совсем напоминающий былое искрометное шампанское высших марок.

Публику готовятся угостить необыкновенными изделиями какой-то фирмы в Ревеле.

– Настоящий “Ревельский букет”.

“Яръ” сохраняет весь внешний антураж: цветы, серпантин, конфетти, музыку, и только по части вин и шампанского там будет новый “трезвый” колорит: ланинские воды и сиропы подвозятся возами.

Хорошо работает фабрика Редлиха, выпустившая специальные марки – Пламенного шампанского.

“Ампир” закупил большую партию. […]

В Литературно-художественном кружке, в “Летучей мыши”, в “Алатре” также готовятся с “кваском” встречать Новый год».

К этому перечню напитков добавим некий безалкогольный «Nectar», который рекламировали газеты в канун Нового года. Его также следовало требовать в первоклассных ресторанах и магазинах.

О том, что в действительности москвичи пили, сидя в новогоднюю ночь за ресторанными столиками, мы можем узнать от непосредственных очевидцев событий. Например, инженер Н. М. Щапов оставил в дневнике такую запись: «Расспрашивал знакомых (Карлиных), как они встречали Новый год в ресторане “Метрополь”. Говорят: шампанское подавали в кувшинах, а в счете писали “напиток” (вино запрещено)». Об истинной сущности «кваска», которым потчевали в клубе «Алатр», мы уже приводили свидетельство Л. Л. Сабанеева.

Другой москвич, Н. П. Окунев, зафиксировал в дневнике уже в 1917 года: «…вот что делалось в Москве на Новый год: в ресторанах нарасхват требовали вина и водок, платя за них от 50 до 100 р. за бут[ылку]. Один популярный “веселый уголок” торговал в новогоднюю ночь на 38 000 р.». В январе того же года студенты, празднуя Татьянин день в ресторане «Стрельна», бросили двух своих товарищей в аквариум со стерлядью. Понятно, что «трезвое» шампанское вряд ли могло подвигнуть на такую шалость.

Кстати, о ценах на спиртное в период «сухого закона». Журналист «Голоса Москвы», публиковавший свои обозрения под псевдонимом «Янт», в канун Пасхи 1915 года писал: «Запрещение продажи вина действовало только первое, весьма недолгое время. Очень скоро это запрещение повело лишь к тому, что за вино брали неслыханные цены, тем самым установив новый, весьма тяжкий налог на обывателя.

Жадность в этом направлении доходила до того, что, например, за бутылку рябиновой, стоимостью в рубль с четвертаком, брали по 8 рублей; за трехрублевый коньяк – 15 рублей. И дороже».

Тем не менее традиция требовала встретить праздник как полагается, пусть даже для этого приходилось идти на дополнительные расходы. В дореволюционной Москве этот принцип соблюдали свято. Кто не мог накопить необходимую сумму заблаговременно, действовал по правилу «Займи, но выпей». Недаром предпраздничные дни в московских ломбардах были самой горячей порой.