Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны

Фармацевты жалуются. От наплыва жаждущих “Spirtum” нет спасения. Хорошо еще, если это мужчины – с ними разговор короткий. Бросят им назад их “рецептик”, они быстро ретируются, не оглядываясь… Дамы затевают скандалы, слышатся нередко трагические крики:

– Вы меня оскорбляете!

Помимо поддельных рецептов, аптеки имеют дело и с настоящими и – тоже в не малом числе. С ними много возни – звонки по телефону к прописавшим спирт врачам, справки во врачебном управлении и т. д.

Но и в этих случаях, по крайней мере в их большинстве, не остается сомнений, что спирт, по каким бы рецептам ни отпускался, предназначен для той же цели, что и “Spirtum vini” и “Spirtum atropini!”».

В декабре 1914 года газеты писали о том, что мошеннические проделки с рецептами приобрели в Москве характер вакханалии. Аптеки наводнили искусные подделки рецептов, выполненные типографским способом. Единственное, что отличало эти бланки от настоящих, – отсутствовал номер телефона врача. Выявляя фальшивки, аптекари взяли за правило звонить докторам с просьбой подтвердить подлинность рецептов.

«К одному врачу, – сообщала газета “Утро России”, – звонили в течение дня чуть ли не из пятидесяти аптек, из самых разнообразных частей Москвы.

– Вы подписывали рецепт на спирт?..

Доктору так надоело отвечать, что он пригласил специального человека, засадил его за телефон и, дав список всех московских аптек, заставил его звонить заведующим этих аптек:

– Если к вам явится с рецептом на спирт доктора такого-то, – не выдавать. Рецепты подложны…»

На наглость страждущих добыть порцию «растираний» как-то пожаловался на заседании городской думы гласный С. В. Пучков: «Еду я на трамвае, подходит ко мне пьяный приказчик и просит подписать рецепт, в котором выписан винный спирт, когда же он получил от меня соответствующий отрицательный ответ, то заявил: “Ну и так достанем”, – и я уверен, что он добился своего и достал подпись».

Действительно, не все врачи и аптекари были столь жестокосердны. Как раз в то время в Москве много говорили об именинах некой Екатерины. Ее гостей ждал роскошно сервированный стол, на котором возвышались целые батареи бутылок с коньяком и вином. А показателем качества предложенных напитков служили прикрепленные к горлышкам аптечные сигнатурки.

В последний день 1915 г. корреспондент «Утра России» отметил: «…вчера в винных магазинах и аптеках наблюдалось необычайное скопление публики с “рецептами”.

Не хотят москвичи мириться с трезвой встречей Нового года и будут “лечиться” в семейном кругу».

Впрочем, иногда собственная «доброта» выходила провизорам боком. В августе 1914 года сыскная полиция вывела на чистую воду владельцев Сухаревской аптеки – Гирша Яковлевича Граната и его супругу Этту Аароновну. Эта семейная пара бесперебойно снабжала всех желающих выпить перцовой настойкой, киндер-бальзамом и эфиром. За пузырек брали от 20 до 80 копеек. Полицейским удалось собрать достаточно свидетельств тому, что чета Гранатов прекрасно знала, с какой целью покупатели приобретали у них лечебные снадобья. В результате фармацевтам пришлось уплатить трехтысячный штраф.

И все же история, случившаяся с владельцами Сухаревской аптеки, была скорее исключением. Как мы уже говорили, борьба полиции с нарушителями «сухого закона» носила временный характер. Тем более что со временем в продаже появились вполне легальные «питьевые» одеколоны.

Осенью 1916 года Д. П. Оськин наблюдал работавшую без сбоев систему потребления аптечной продукции:

«Недалеко от Ляпинки[31] помещается чайная “Петроград”. Эта чайная служит излюбленным местом пребывания низшей администрации и зажиточных солдат нашей команды.

Политический вопрос. Карикатура

Заходил в нее несколько раз и я и никогда не встречал ни одного трезвого человека, хотя водки там, конечно, не подавали.

Секрет раскрывался очень просто: рядом с чайной помещался аптекарский магазин, в котором постоянно можно было видеть чуть ли не очередь покупателей одеколона номер три. […]

Щеглов. Непонятное

Солдаты, мастеровые, приказчики, служащие запасаются этим одеколоном, приходят в чайную, требуют для видимости бутылку ситро, наливают немного ситро в стакан и добавляют затем до краев одеколоном. Таких флаконов один-два – и пьян. Я, грешный человек, в день получки жалованья, когда мне выплатили положенные по разряду шесть рублей, тоже попробовал этот одеколон, израсходовав на него три рубля, т. е. половину своего месячного бюджета.

В нашем Серпуховском районе торговля одеколоном идет очень бойко…»

Запомнилось фронтовику Оськину и посещение московского трактира, где его знакомый половой угощал «портвейном» – «напитком совершенно непонятного вкуса». Но если герою войны в знак уважения «вино» подали в бутылке, то остальным посетителям спиртное приносили в чайниках, под видом чая.