— Айрис, Айрис, очнись, опомнись! Прошу тебя, пойдем, скорее пойдем, — я все приготовил; нас не найдут, но нужно торопиться! — Мал тебя так любит! Никто, никто, никакой Кийку не может любить тебя так, как Мал! (Ее губы дрогнули; казалось, Айрис силится что-то сказать, но не может.) Айрис, я не могу без тебя; я ни с одной Серой Совой не возился, даже в шутку, потому, что мне нужна только ты!
Это правда. По крайней мере, год, — а то и больше! — Мал не ложился наяву ни с одной женщиной. Во снах же к нему неизменно приходила Айрис, и, кажется, он уже успел прочувствовать каждый изгиб, каждую округлость, каждую ложбинку ее тела, которое теперь наяву было так близко, так доступно! С ослепительной ясностью, — до капелек, сверкающих на обнаженной груди, до повторенного водой живота, — вспомнилась утренняя Айрис! И сейчас это тело вплотную прижатое к неутоленному телу молодого мужчины, прожигало его сквозь плотные одежды, ощущалось так отчетливо, будто и одежд на них уже не было... (СДЕЛАЙ ТАК, ЧТОБЫ ОНА ПОШЛА С ТОБОЙ! ЧТОБЫ НЕ МОГЛА НЕ ПОЙТИ!).
— Айрис, пойми, я не в силах, я больше не могу... (Почему она молчит? Жабье дерьмо, — почему она молчит?!)
Даже когда его левая ладонь полностью отнялась от губ Айрис, даже когда, бессильный сдержаться хотя бы на миг, Мал рывком, от ворота, разорвал свадебную рубаху, освобождая ее тело, — Айрис не издала ни звука, не сделала даже слабой попытки оттолкнуть, или, напротив, — привлечь его к себе... Но Малу уже было все равно...
Айрис не понимала, даже не слышала слов Мала... Какой-то монотонный, усыпляющий шум... Происходящее было так невероятно, так невозможно, что ее сознание окуклилось, свернулось, сжалось в комочек, замерший в полном оцепенении где-то глубоко-глубоко внутри... Разрушился весь Мир, и последние связующие с ним жилки обрывались одна за другой. …Ее правая рука, скользнув в пустоту, на что-то наткнулась. Пояс!.. Ее пояс; когда-то она сама повязала его на это тело, — теперь такое неподвижное... И так липко!..
Гул продолжался; как бы его прекратить; как бы от него уйти!.. Но вот темнота расплывается... какой-то проход, он очень глубок, но туда можно войти, сбежать от этого гудения, от этой тяжести, если поторопиться
—
она успеет...