Повседневная жизнь опричников Ивана Грозного

В схватке за власть и влияние сталкивались группировки московской правящей элиты (в XVIII веке их будут называть придворными «партиями»), в которых рядом находились земские и опричные деятели. Так, летом 1570 года изощрёнными казнями завершилась борьба двух кланов высшей московской бюрократии. Во главе одного из них стоял талантливый дипломат, печатник и государственный деятель дьяк Иван Михайлович Висковатый; во главе другого — восходящие звёзды того же приказного мира дьяки Андрей и Василий Щелкаловы. Висковатый проиграл это противоборство, но дело было отнюдь не в его мнимом предательстве (он якобы обещал передать польскому королю Новгород и Псков, а татар и турок призывал совершать набеги на Русскую землю и послать войска на Астрахань). Когда бежавший в сентябре 1570 года из России Шлихтинг сообщил литовским политикам о казни Висковатого по обвинению в измене в пользу Литвы, Турции и Крыма, то подканцлер Великого княжества Литовского Остафий Волович написал об участи дьяка маршалку дворскому Криштофу Радзивиллу: «Не знаю об этих басурманах (татарах и турках. — И.К., А.Б.), но к государствам нашего господина (короля Сигизмунда II. — И.К., А.Б.) не был благосклонен, всегда был труден для послов его королевской светлости». Биограф Висковатого польский историк И. Граля включил в число противников Щелкаловых бояр Захарьиных, что вызывает у других исследователей сомнения, так как этот род в течение долгого времени покровительствовал Щелкаловым^{11}.

Печатник Висковатый вместе с другими видными деятелями государственного аппарата (казначеем Никитой Фуниковым, дьяками Андреем Васильевым и Василием Степановым) и авторитетными (и в земщине, и в опричнине) боярами Захарьиными выступал в пользу некоторого ограничения опричных репрессий, в чём его поддерживали прежние руководители опричнины князь Вяземский и Басмановы. Судя по сообщению Шлихтинга, Висковатый уговаривал Ивана IV прекратить казни и «просил его подумать о том, с кем же он будет впредь не то что воевать, но и жить, если он казнил столько храбрых людей». Очень возможно, что подобные просьбы могли вызвать у царя сомнения в лояльности дьяка, чем, в свою очередь, умело воспользовались его противники.

Щелкаловы же стояли во главе целой группы придворных, объединявшей их родственников Сукиных, а также Клобуковых, Годуновых, опричников князя В. И. Тёмкина-Ростовского и Малюту Скуратова. К ним примыкал и боярин И. В. Шереметев Меньшой, состоявший с Щелкаловыми в тесной дружбе. При этом братья имели довольно враждебные отношения с опричным боярином М. Т. Черкасским, а тот даже пытался оклеветать В. Я. Щелкалова с помощью подьячего Улана Айгустова.

Ещё в 1567/68 году В. Я. Щелкалов и князь Тёмкин-Ростовский предъявили Висковатому иск о «бесчестии». Печатник тогда спор проиграл, но свои позиции в Ближней думе царя сохранил. Однако через два года его новое поражение завершилось кровавой экзекуцией. Пискарёвский летописец сообщает, что царь «повеле казнити дияка Ивана Висковатого по суставом резати, а Никиту Фуникова диака же варом (кипятком. — И.К., А.Б.) обварити». Некоторые из арестованных были убиты вместе с семьями, а в качестве палачей выступали лица из близкого окружения царя, причем не только опричники, но и земские бояре.

Сам же царь не только умело лицедействовал, но и явно обладал режиссёрским даром, который реализовывал в устраиваемых им зрелищах. Едва ли он верил в тройную измену прослужившего ему верой и правдой больше двадцати лет печатника и, возможно, сознавал, что потерял толкового помощника. Но, выдвигая против дьяка и его коллег обвинения в сговоре с враждебными государствами, он указывал подданным, по чьей вине никак не закончится Ливонская война, а русская земля подвергается набегам татар, почему происходят казни и растут подати, кто творит неправосудие и мздоимство.

И сделал он это умело, по законам жанра, на площади, в присутствии многочисленных подданных: «…приводят связанными 300 знатных московских мужей, происходивших из старинных семейств; большинство их — о жалкое зрелище! — было так ослаблено и заморено, что они едва могли дышать; у одних можно было видеть сломанные при пытке ноги, у других руки. Всех этих лиц ставят пред тираном. Он, видя, что народ оробел и отворачивается от подобной жестокости, разъезжал верхом, увещевая народ не бояться. Тиран велит народу подойти посмотреть поближе, говоря, что, правда, в душе у него было намерение погубить всех жителей города, но он сложил уже с них свой гнев. Услышав это, народ подходит ближе, а другие влезают на крыши домов. Тиран снова возвращается к черни и, стоя в середине её, спрашивает, правильно ли он делает, что хочет карать своих изменников. Народ восклицает громким голосом: „Живи, преблагий царь. Ты хорошо делаешь, что наказуешь изменников по делам их“».