Читаем Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов полностью

В августе I960 года я получил очередное воинское звание. Теперь я не просто лейтенант, а старший инженер-лейтенант. Как только до меня дошла эта радостная весть, я где-то нашел две звездочки, кое-как прилепил их к погонам, одну даже, помнится, чуть ли не пришивал нитками, и помчался в столовую принимать поздравления народных масс. Странно, но на мои погоны никто не обратил внимания! Ну ладно, министру обороны и моим большим начальникам — им просто не до меня. Это я еще допускаю. Но мои коллеги-разработчики, почему же они обходят молчанием этот, можно сказать, исторический факт?! Я уж и так и сяк, и погонами чуть ли ни каждому в лицо тычу, и глазами вроде бы показываю, куда надо смотреть. Никакой реакции! Помнится, обиделся я на них по молодости сильно. А на следующий день уже и сам забыл про свое новое высокое воинское звание.

И вот наступает кульминационный момент! К концу I960 года разработчики должны сдать нам, заказчикам, штатный комплект бортового и наземного оборудования, предназначенного для отправки на полигон и проведения летных испытаний новой ракеты. Ответственная, хлопотливая пора как в жизни создателей нового образца, так и тех, кто этот образец принимает на вооружение. Здесь уж я представлял свое ведомство и был тверд (но справедлив) при проверках и приемке аппаратуры и документации к ней на соответствие требованиям заказчика. Очень мне пригодились здесь мои круглосуточные бдения на стенде. Я, конечно, при сдаче-приемке был «Матильдой в центре событий», хотя в этом сложном и ответственном для нас процессе принимал участие практически весь личный состав нашего военного представительства. Как и положено в плановом социалистическом хозяйстве, сдача-приемка была завершена в последний день месяца, последний месяц квартала и последний квартал года — 31 декабря 1960 года часов в 10–11 вечера, прямо накануне Нового года. Все прошло успешно. Конечно, много было замечаний и предложений со стороны заказчика, но сам Николай Алексеевич Пилюгин заверил нас, что до отправки техники на полигон все дефекты будут устранены. На этом мы и договорились, после чего в узком кругу стендовиков-испытателей коротенько рюмашкой отметили это событие и понеслись домой встречать Новый год. Впереди ответственный этап летных испытаний новой королевской ракеты с нашей системой управления.

Перейти на страницу:

Все книги серии Живая история: Повседневная жизнь человечества

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное