Повседневная жизнь Пушкиногорья

Николай Иванович был человеком чрезвычайно энергичным, обладал прекрасным даром слова и умением привлекать к себе людей, заражать их своим энтузиазмом. Кроме того, стремление распространить свои идеи направляло его внимание на людей, владеющих пером, и молодой Пушкин занимал среди них далеко не последнее место. Н. И. Тургенев был убежден, что в России необходимо создать общественное мнение, которым можно управлять с помощью литературы. Идеологическая роль литературы казалась ему принципиально важной, никакой другой роли он за ней не признавал, собственно художественных проблем для него не существовало. Произведение ценилось им только с одной точки зрения: насколько оно затрагивает актуальные социально-политические проблемы и насколько способно повлиять на умы соотечественников.

В 1819 году Н. И. Тургенев стал одним из активнейших членов Союза благоденствия, участвовал в составлении плана государственных преобразований после готовившегося восстания, высказывался за республиканскую форму правления. И только отсутствие его в России в 1825 году спасло его от исполнения тяжелого приговора: судом по делу декабристов он был приговорен к смертной казни, замененной императором Николаем I пожизненной каторгой. Больше в Россию Н. И. Тургенев никогда не возвращался.

Это все, однако, дело не такого уж далекого, но все-таки будущего. В 1817–1819 годах Н. И. Тургенев живет в доме на берегу реки Фонтанки в виду Михайловского замка, его яркая фигура и оригинальные мысли привлекают к нему передовую молодежь, среди которой Пушкин — один из самых заинтересованных его слушателей. Тайным обществом, которое начинало уже формироваться и собиралось в доме Тургеневых, Пушкин тоже очень интересовался и выспрашивал о нем у знакомых. Такой диалог произошел, например, между ним и его лицейским приятелем И. И. Пущиным, который записал этот эпизод: «Самое сильное нападение Пушкина на меня по поводу (тайного) общества было, когда он встретился со мною у Н. И. Тургенева, где тогда собирались все желавшие участвовать в предполагаемом издании политического журнала. Тут, между прочим, были Куницын и наш лицейский товарищ Маслов. Мы сидели кругом большого стола. Маслов читал статью свою о статистике. В это время я слышу, что кто-то сзади берет меня за плечо. Оглядываюсь — Пушкин! „Ты что здесь делаешь? Наконец поймал тебя на самом деле“, — шепнул он мне на ухо и прошел дальше. Кончилось чтение. Мы встали. Подхожу к Пушкину, здороваюсь с ним; подали чай, мы закурили сигарки и сели в уголок. „Как же ты мне никогда не говорил, что знаком с Николаем Ивановичем? Верно, это ваше общество в сборе? Я совершенно нечаянно зашел сюда, гуляя в Летнем саду. Пожалуйста, не секретничай; право, любезный друг, это ни на что не похоже!“ Мне и на этот раз легко было без большого обмана доказать ему, что это совсем не собрание общества, им отыскиваемого…»^[30] Мы видим очевидное нежелание Пущина посвящать своего друга в уже оформившуюся тайну и очевидное желание Пушкина в нем участвовать.

Уезжая из Петербурга, Пушкин написал стихотворное послание В. В. Энгельгардту^[31] («N.N»), в котором упомянул о своем намерении посетить родовое поместье. В этом стихотворении содержится и ответ на вопрос, почему товарищи не торопились принять его в свои ряды — в число будущих заговорщиков. Вспоминая о своей недавней болезни, которая, к слову сказать, чуть не свела его в могилу, поэт пишет:

Утешь и ты полубольного,
Он жаждет видеться с тобой,
С тобой, счастливый беззаконник,
Ленивый Пинда гражданин,
Свободы, Вакха верный сын,
Венеры набожный поклонник
И наслаждений властелин!

В этом перечне определений, которые дает Пушкин своему приятелю, все перемешано даже на словесном, стилистическом уровне. Слова, которые будущие декабристы могли употреблять только в серьезном, политическом контексте (беззаконник, гражданин, свобода, властелин), вставлены в совершенно чуждый. Адресат послания оказывается верным сыном не только свободы, но и Вакха; он же — властелин наслаждений. А уж «ленивый Пинда гражданин» должно было звучать, с точки зрения высокой эстетики декабристов, просто издевательски.

Продолжается же стихотворение вполне ностальгическим описанием Михайловского, куда поэт собирается на днях отбыть из столицы:

От суеты столицы праздной,
От хладных прелестей Невы,
От вредной сплетницы молвы,
От скуки, столь разнообразной,
Меня зовут холмы, луга,
    Тенисты клены огорода,
Пустынной речки берега
И деревенская свобода.