Повседневная жизнь российских жандармов

Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства в 1917 году показал, что после известного покушения Гусевой на Распутина в 1914 году Петроградское охранное отделение по распоряжению свыше приставило к нему охрану. Она выражалась в дежурстве под видом швейцаров двух агентов в подъезде дома, где жил объект («старец»). Охранка использовала их в целях слежки: охранники аккуратно фиксировали всех лиц, посещавших Распутина, а также тех, кого посещал он сам. Распутин разъезжал по городу в автомобиле, принадлежавшем охранке, с шофером, являвшимся подчиненным Глобачева. Таким образом, в Петроградском охранном отделении и в Департаменте полиции на Г. Распутина аккумулировались подробнейшие сведения.

Среди счетов Охранной агентуры в архивах нами обнаружен счет в размере 140 рублей за наем в ноябре — декабре 1915 года служебной квартиры 17 в доме 36 по Гороховой улице. Не исключаем, что она использовалась для организации охраны и наблюдения за Григорием Распутиным, проживавшим на той же улице в доме 64. «Старец» Григорий, для которого вышеописанные шаги дворцового коменданта не являлись тайной, со своей стороны тоже предпринимал меры к тому, чтобы дискредитировать его в глазах царя и царицы.

Заметим, что дворцовому коменданту В. А. Дедюлину приходилось заниматься проверкой и других «медиумов», «экстрасенсов» и «врачевателей», например таких, как Папюс, лионец Филипп Низьер Вашоль (1849–1905) и бурят П. А. Бадмаев, к которым питала слабость склонная к мистицизму царица, а также иметь дело и с черносотенными Союзом русского народа, Российским народным союзом им. Михаила Архангела, Академическим союзом студентов университета и другими, финансируемыми из секретного фонда Министерства двора и уделов. Он часто передавал их представителям крупные суммы денег. Правда, в конце своей жизни комендант сильно разочаровался в них, убедившись на практике в их лживости, лицемерии и показном монархизме.

Николай II поручал ему распутывать и сложные семейные проблемы императорского дома. В частности, в 1909–1911 годах ему вместе с упомянутым выше Герасимовым пришлось участвовать в мероприятиях, направленных на срыв морганатического брака великого князя Михаила Александровича (1878–1918) с Н. С Брасовой (1880–1952), в первом браке Мамоновой, а во втором — Вульферт. Попытка эта, как известно, закончилась неудачно, Михаилу Александровичу удалось обмануть охранку и ее слежку и вступить с Вульферт в брак.

Карьера дворцового коменданта В. А. Дедюлина оборвалась внезапно на пятьдесят пятом году жизни: в 1913 году на танцевальном вечере в Ливадии он. будучи уже несколько дней больным, почувствовал себя плохо и через несколько часов скончался. Причиной болезни, судя по всему, послужило пресловутое дело Распутина. Согласно военному министру А. Ф. Редигеру, во время разговора с Николаем II Дедюлин затронул тему Распутина и получил «такой отказ, что у него сделался удар…». Преемником В. А. Дедюлина был назначен В. Н. Воейков, генерал-майор свиты, зять графа Фредерикса. Еще во время болезни Дедюлина царь с графом Фредериксом обсуждал кандидатуру нового дворцового коменданта, и граф предлагал на пост дворцового коменданта князя Ю. И. Трубецкого, начальника конвоя, и генерал-майора свиты, командира лейб-гвардии Конного полка П. П. Скоропадского, будущего гетмана Украины, но они были отвергнуты Александрой Федоровной, которая в этот период не без подсказок Распутина и Вырубовой стала активно вмешиваться в государственные дела. Императрица на первой же аудиенции у нее Воейкова повела разговор об отмене «стеснительного» режима в Ливадии, объясняя их личной прихотью Б. А. Герарди. Новому дворцовому коменданту с трудом удалось отстоять начальника Дворцовой полиции от увольнения, но зато ему пришлось отменить ограничительный режим пропуска Распутина в царские резиденции, установленный его предшественником.

В. Н. Воейков, последний дворцовый комендант, выполнял также обязанности главнонаблюдающего за физическим развитием народонаселения Российской империи. А. А. Мосолов, противник Григория Распутина, отдает тем не менее Воейкову должное как «человеку безусловно талантливому, не лишенному светской любезности и юмора, равно как придворной ловкости». Вместе с тем он обвиняет его в дурном влиянии на царя, а также в том, что «он… как старший после министра двора и самый приближенный к императору человек несет главную ответственность за последние дни пребывания в Могилеве, за запоздалый отъезд государя и дни нахождения Его Величества в пути».

В мемуарах В. Н. Воейков, естественно, отрицает все эти обвинения, равно как и утверждения о своей связи с Распутиным, хотя и признает, что его отношения с Николаем II выходили за рамки служебных обязанностей дворцового коменданта и что «государь иногда выражал желание знать мое мнение по какому-нибудь вопросу, прямого отношения к моей служебной деятельности не имевшему». В связи с ухудшением здоровья «старого джентльмена» Фредерикса положение Воейкова при дворе лишь укреплялось.