В случае обнаружения опасности (например, лопнувшего рельса) обходчик выхватывает красный флаг (ночью — красный фонарь) и бежит с ним в сторону приближающегося поезда, а на рельсы кладет петарды. А затем любыми возможными средствами сообщает об аварии в околоток или
У путеобходчика да и у любого ремонтного путейского рабочего жизнь идет «от обратного». Ударил мороз — все по домам, а обходчик — на путь; полили дожди и грозы — все по домам, а обходчик, набросив дождевик, — опять на путь; настала жара — все под навес, в тенек, а обходчик, обгоревший на солнце, — снова на путь. Если мороз — смотрит, нет ли лопнувших рельсов; в сильные и долгие дожди — проходит ли вода в трубы и кюветы по руслам водотоков, не размыто ли где-нибудь полотно (а песчаное полотно размывало дождями и паводками очень часто), не затопило ли путь; в жару — нет ли выбросов или сдвижек (
Проходит обходчик положенный участок пути и встречается на границе обхода со своим коллегой — как правило, приятелем (в глуши живут, посреди перегона, в полном безлюдье — какие уж там ссоры!), а то и родственником. Присядут на шпалу (через каждый примерно километр пути лежали на специальных стеллажах запасные рельсы, которые так и назывались — покилометровый запас, и пахучие шпалы, свежепропитанные душистой смолой креозота, на случай срочного устранения аварии пути), закурят, поговорят о том о сем. Чего греха таить — могут и самогону маленько выпить, особенно в ненастье. Это целый ритуал был…
Стиль жизни обходчиков пути был почти крестьянским, с той лишь разницей, что с путеобходчиком расплачивались не трудоднями, а зарплатой. Он имел паспорт, бесплатную форму, казенные дрова, жилье и материал для его ремонта и покраски, единые для железнодорожников социальные льготы, практически неограниченный размер покоса и огорода. Если верить Владимиру Гаршину (рассказ «Сигнал»), бытие обходчика Семена Иванова по сравнению с деревенским было просто раем: «Будка новая, теплая, дров сколько хочешь; огород маленький от прежних сторожей остался, и земли с полдесятины пахотной по бокам полотна было. Обрадовался Семен; стал думать, как свое хозяйство заведет, корову, лошадь купит». Ничего себе! Кстати сказать, драматический финал этой вещи с точки зрения железнодорожных инструкций Гаршиным надуман: Семену вовсе незачем было ранить себе руку и пропитывать тряпку кровью для подачи красного сигнала остановки — уже при царе инструкции в таких случаях допускали «при отсутствии фонаря или флага движение по кругу руки или какого-либо предмета»…
Большинство деревянных путейских домов мало напоминало крестьянские избы. Они были в основном квартирного типа, без русской печки, горницы, резных наличников (хотя при этом их архитектура очень самобытна). Вместо русской печи в казармах, полуказармах и ЛПЗ, как правило, имелась простая каменная печь либо круглая металлическая — так называемая «утермарковская». В кирпичных жилых казармах и ЛПЗ некоторых дорог (например, Рязано-Уральской) было две печи — большая отопительная и малая конфорочная для готовки. На перегоне на некоторых дорогах ставились специальные казармы-бытовки для отдыха, согрева путейских бригад, приготовления пищи, хранения инструмента. И сегодня путейцы кое-где сохраняют их для тех же целей.
Обогревались жилые путевые здания далеко не всегда хорошо — тепла печи порой не хватало, и поэтому стены и углы в таком доме иногда бывали сырыми от конденсата (автор это видел в старых жилых казармах). Тем не менее дистанция пути и служба гражданских сооружений выделяли и материал, и краску, и маляров, и печников, и плотников для постоянного ремонта и окраски жилых служебных зданий. Провизию к самым глухим сторожкам подвозили на путейской дрезине или останавливали поезд с вагоном-лавкой. Закупали семьи обходчиков продукты мешками, потому что никакого магазина поблизости не было. За каждой мелочью быта приходилось добираться далеко. Но было в такой жизни и немалое преимущество: шла она на свежем воздухе и в стороне от начальства. Раз в месяц проедет начальник дистанции или мастер ПЧ, пожурит за что-нибудь, выпьет кружку парного молока и уедет. И снова тишина вековая — от поезда до поезда…