Тюрбаны и токи, изготовляемые в модных лавках, которые надевали сами или с помощью служанки, носили только в театр и в обыкновенные выезды. Когда же собирались на бал или в концерт, то тюрбаны, цветы или перья должны были укладываться мастером своего дела — парикмахером и только тогда, когда дама уже облачилась в свой нарядный туалет.
Мода менялась стремительно. Вот еще салопы не сношены, манто совсем недавно новое купила, а в моде уже рединготы, журнал писал, что «щеголихи, у которых есть кареты, надевают большие рединготы из дра-зефира или серо-белого каотина с двойными отворотами и карманами. Сии рединготы делаются на вате и с беличьим или шиншилловым воротником». А тут доченька (у нашей героини наверняка уже взрослая дочь) тюрлюрлю атласный выпрашивает, такой, как у ее подружки. Длинная шелковая накидка и впрямь была изумительна, шелест шелка завораживал, он и назывался так в подражание издаваемому звуку. Наша героиня, слыша это волнительное шуршание, вспоминала свою юность; платья из шуршащих шелков носили и в конце XVIII века.
Каждый новый день приносил новые хлопоты, как не заказать блондовое на атласном чехле платье, кружевное, золотистое. Без него, пожалуй, и выйти невозможно! А еще пару атласных да три бархатных, хоть пару грогроновых. Грогрон — лучший шелк — стоил немалых денег. А на днях в опере увидала даму в платье белого дама с черными кружевами, как не расстроиться, ведь и ей самой вполне бы пошло. Да, что и говорить, по сравнению с настоящими щеголихами ее гардероб просто беден. Рассказывали, как графиня Мария Григорьевна Разумовская, большая модница, не жалевшая ни себя, ни времени, ни денег на модные туалеты, собираясь из Вены возвратиться в Россию, просила своего приятеля, служившего в Петербурге в таможенном ведомстве, помочь пройти через таможню.
— Да что же намерены вы провезти с собою? — спросил он.
— Безделицу, — отвечала она. — Триста платьев!
С такими аппетитами не посоревнуешься, а здесь уже новая напасть — рукав платья сильно расширился. Еще раньше наметилось его расширение в верхней части, а к 30-м годам он стал огромным, его называли буф. Н. В. Гоголь писал, что эти пышные рукава «похожи на два воздухоплавательных шара, так что дама вдруг поднялась на воздух, если бы не поддерживал ее мужчина; потому что даму также легко и приятно поднять на воздух, как подносимый ко рту бокал, наполненный шампанским».