Повседневная жизнь русского офицера эпохи 1812 года

Традиция награждать шутов была отнюдь не изжита в среде знаменитых русских военачальников, нравы и обычаи которых сформировались в «безумном и мудром» XVIII столетии. Приведем рассказ А. Ф. Ланжерона, относящийся к событиям Русско-турецкой войны 1806 — 1812 годов. Время действия — октябрь 1809 года. Место действия — ставка главнокомандующего русской армией на Дунае князя Петра Ивановича Багратиона. Действующие лица: князь Багратион, граф Ланжерон, генералы Платов, Бахметьев, Строганов, Трубецкой, одним словом, цвет российской армии. Ланжерон, спустя годы, признавался: «Корпус кадет, оставленный без надзора своими воспитателями, не придумал бы столько развлечений, как мы в Гирсове. Мы не были детьми, но забавлялись, как они. <…> Все служило для нас мотивом к веселью. Грязь была так ужасна, что не было никакой возможности перейти из одного дома в другой иначе как верхом, утопая по колено в этой отвратительной черной массе. Из разрушенных ледников образовалось множество ям, куда каждый из нас падал по очереди, и это составляло интерес дня. Платов имел у себя одного калмыка, вроде шута, которого мы заставляли петь, рассказывать нам истории об его стране, и это служило для нас спектаклем. Конечно, эти истории не имели никакого смысла, но хохотали над ними ужасно; особенно забавно было хладнокровие Платова, слушавшего их с величайшим вниманием, замечая ум и остроты этого буффона, которыми он один мог восхищаться. Этот калмык, Манык, больше всех выиграл от нашего пребывания в Гирсове; мы ему надавали более сотни дукатов, а Багратион имел слабость пожаловать ему Святого Георгия 4-й степени (солдатский)» ^{45}. Заметим, что веселье это было отнюдь не таким безопасным, как может показаться на первый взгляд. Поздней осенью князь Багратион получил приказ вести военные действия за Дунаем в голой, обледенелой степи. «При Дворе были уверены, что берега Дуная не знают, что такое зима», — пpoкoммeнтиpoвaл это обстоятельство Ланжерон. Багратион известил императора о невозможности пребывания армии на правом берегу Дуная и, в ожидании ответа Александра I, принял решение перевести большую часть армии на левый берег. Сам же главнокомандующий с группой генералов оставались в виду неприятеля, формально выполняя высочайшую волю. «Нам <…> грозило лишиться всех средств к существованию, если бы случился ураган, как в 1810 году, и снес бы Рущукский мост <…>, но мы не думали об этих бедствиях, и ничто не могло помешать нашему веселью», — вспоминал Ланжерон ^{46}.

Кого-то могут и покоробить забавы любимых и почитаемых военачальников, но при этом не следует забывать, что каждый из них был сыном своего века, поэтому и веселился каждый из них в духе нравов и традиций своего поколения. Шутки «батального жанра» попадали на страницы писем, дневников, воспоминаний участников сражений или же передавались от поколения к поколению, пока кто-нибудь из благодарных слушателей не догадывался записать их для потомков. Юмор в военной среде в эпоху Наполеоновских войн еще не приобрел обозначения «солдатского юмора» с негативным оттенком. Исторические анекдоты из непростой и полной опасностей жизни «детей Марса» попали даже на страницы «Записных книжек» П. А. Вяземского, их заносил в «Table-talk» А. С. Пушкин. Если же на чей-то образованный вкус шутки военных острословов выглядели недостаточно изысканными, то им всегда можно было возразить словами некоего морского офицера: «Покажите мне хоть одного академика, взявшего на абордаж неприятельское судно».

Глава девятнадцатая НАПОЛЕОН ГЛАЗАМИ ОФИЦЕРОВ РУССКОЙ АРМИИ

Нa празднике французского посла в Дрездене, по случаю рождения у Наполеона сына, наш посланник Ханыков, показывая мне иллюминацию, изображающую полусолнце, прибавил: «Еще восходящее солнце!» — «Почему же не заходящее?» — отвечал я.

П. X. Граббе. Из памятных записок