Повседневная жизнь русского офицера эпохи 1812 года

Получив послание главнокомандующего, генерал Карпенков подтвердил, что он ничем «кроме ран не отдален от фронта» ^{48}.

Не менее показателен был случай, происшедший в том же егерском полку с поручиком В. Т. Готовцевым — общем любимцем, «благонравным, усердным и поистине неустрашимом товарище военных подвигов». Действительно, подвигов на счету этого офицера было немало: он был ранен пулей в грудь навылет при Бородине, «у Бауцена — выше колена навылет, и в Грейффенберге Силезском — в левый бок навылет», но несмотря ни на что, «с тремя ранами он был <…> при переправе через Рейн, штурме Реймса и, наконец, взятии приступом Монмартра». По-видимому, «бабушка не ворожила» поручику Готовцеву: по итогам трех кампаний, невзирая на представления к наградам, он не получил ничего, «кроме чина, и так ему по ваканциям приходившегося получить». Сослуживцы, «сострадая в его безнаградной участи», решили от себя выдать офицеру, выходившему в отставку, особое письменное свидетельство «в славной военными отличиями службе его», в котором офицеры полка просили каждого и «во всяком местопребывании» оказывать их боевому товарищу почести как усердному и храброму офицеру, не имевшему знаков отличия по недоразумению. Однако полковник Петров не стал подписывать этого свидетельства, а прямо с марша отправил его с сопроводительным письмом к тогда уже фельдмаршалу графу Барклаю де Толли с просьбой помочь защитить «безукоризненную честь офицера». Петров поступил мудро: Барклай «запустил» делопроизводственную машину, по его приказу были подняты наградные документы, собраны свидетельства начальников, в том числе генерала от инфантерии М. А. Милорадовича. После возвращения из Заграничных походов в Россию в город Ревель, где квартировал в то время полк, пришел приказ из Главного дежурства армии за подписью генерал-лейтенанта И. В. Сабанеева: «Объявить полковнику Петрову, что ходатайство его о награде поручика Готовцева принято фельдмаршалом во уважение. И если есть еще подобная недостача наград и отличий военных, то доставить немедля о них сведение в дежурство сие от полковых дел прямо в Варшаву». Через три недели, к радости однополчан, поручик Готовцев был произведен в штабс-капитаны и пожалован орденами Святой Анны 3-й степени, Святого Владимира 4-й степени, Святого Георгия 4-й степени ^{49}.

В том случае, когда офицеру недоставало выслуги лет для того, чтобы его «прямой военный подвиг» удостоился ордена Святого Георгия, то он мог быть отмечен Георгиевским оружием. Именно о такой награде упоминал в своем дневнике П. С. Пущин: «Граф Аракчеев, увидя меня на улице и полагая доставить мне удовольствие, объявил, что 15 числа (сентября) я получу золотое оружие за дело под Кульмом. Золотое оружие при 2000 пенсии было мне обещано генералом Потемкиным, следовательно, получить одно только оружие без пенсии было для меня обидно, так как к такой награде были представлены некоторые молодые офицеры, подпоручики, которые почти не нюхали пороха, между тем полковник Набоков, старше меня почти на год, принимавший самое незначительное участие в деле, представлен в генерал-майора. Такая несправедливость меня очень обидела. <…> Все мои товарищи могли решить, как я выполнил свой долг, и все того мнения, что со мной поступили несправедливо. Это для меня большая награда, чем всевозможные ордена. Все это меня совершенно успокоило, и я пришел в хорошее расположение духа» ^{50}.

Кстати, денежные поощрения никогда не были лишними для «детей Марса», что видно из воспоминаний H. Е. Митаревского: «Выдали за сражение всем нижним чинам по пяти рублей ассигнациями, а офицерам, не в зачет — третное жалование. Эта награда была очень кстати: мы до того дожились, что не на что было купить и табаку» ^{51}. Материальное положение подавляющего большинства русских офицеров ни для кого не являлось секретом. Кроме денежных пожалований от императора «в некоторое пособие состоянию», вполне существовал такой вид морального и материального поощрения, как отправка офицера с театра военных действий с хорошими известиями. Об одном из таких фактов с гордостью сообщил в письме от 11 июня 1812 года министру полиции графу А. Д. Балашову московский генерал-губернатор граф Ф. В. Ростопчин после заключения Бухарестского мира: «Адъютант Вашего превосходительства господин Протасьев приехал в трое сутки, что отменно скоро, судя по скверным лошадям Смоленской и здешней губерний. Он хотел было отправиться назад через два дня, но я его уговорил с трудом еще остаться на один день… Вот что мы просили его принять в знак благодарности города, им обрадованного. Дворянство — табакерку с бриллиантами, купечество — 200 червонных и блюдо, Обрезков — табакерку золотую, а я ему подарил на память мои брегетовые часы».