Повседневная жизнь русского офицера эпохи 1812 года

И все-таки, вернувшись в Отечество, он нашел себе достойную подругу жизни: «<…> Дитя это достойно было сожаления, ибо будучи образовано в высшем кругу под надзором материнским добродетельной и благодетельной княгини вместе с ее детьми, могло погрязнуть в бездну пропасти при доме своего отца, где ни порядку, ни приличия не было. Я решился жениться на ней. Приданого за нею я не получил ничего, но в душе ее нашел я сокровище неоцененное: кротка, нежна, заботливая хозяйка, примерная мать, беспредельно преданная мне, — это был ангел тихий; душа ее была как чистейший хрусталь прозрачный. Мы были бедны, но счастливее многих богачей, довольствовались одним только жалованьем моим, и никогда она мне не напоминала ни о нарядах для нее, ни о нашей скудной жизни. Она считала лучшим себе украшением меня и детей наших, не любила разъезжать по гостям, но любила у себя угостить, чем Бог послал; вся забота её была обращена на детей и на домашнее хозяйство. Была истинная христианка богомольная. <…> Мы были бы совершенно счастливы, если бы отец её не внушал ей враждебных мыслей против меня. Это не могло поколебать её души, но огорчало её и расстроило её здоровье до того, что поразила её чахотка»^{17}. Заметим, что со словом «любовь» у наших героев очень часто соседствуют слова «сожаление», «сочувствие», «сострадание», «доверенность», то есть они точно знали, чего ищут.

Историю первой любви поведал Н. И. Лорер, познакомившийся в имении своих друзей с дочерью английского морского офицера, оставшегося в России по заключении Тильзитского мира на положении военнопленного: «Старик Мессер был отличный человек и славный моряк, чему служит доказательством дружба его с Нельсоном. Я помню письма сего последнего, писанные левою рукою, которые показывал нам Мессер. <…> Дочь Мессера была молоденькая, хорошенькая девочка и очень мило танцевала, а так как и я отличался в этом хореографическом искусстве, то всегда был её предпочитаемым кавалером. От танцев скоро дошло и до сердца. Я угождал этой девице по возможности, лепил и клеил ей картоны и ящички, рисовал в её альбомы, часто подносил ей букеты роз. Все это было так невинно, платонически, инстинктивно… Настал 1812 год. <…> Я подарил ей на прощание картонный ящик, обклеенный цветною бумагою, с ее вензелем, много плакал, не спал всю ночь и даже навещал флигель дома, где они жили, собирая каждый лоскуток бумажки, исписанный ее рукой. Но и это прошло! Впечатления юности живы, но непродолжительны»^{18}.

Среди русских офицеров были и такие, для кого первая любовь оказалась последней: «В 1814 году после взятия Гамбурга молодой офицер князь Б. влюбился в оперную певицу Ашебруннер. Однако голос актрисы оказался выше и чище, чем её душа. Постепенно, и без всякого сожаления, она довела князя до "гробовой доски". Не менее трагический случай произошел с влюбленным 14-летним подпоручиком Костромского ополчения. 10 ноября 1813 года при осаде крепости Глогау ополченцы отбили вылазку 400 французов, потеряв при этом лишь 6 человек убитыми и ранеными. В Главную квартиру генерала Беннигсена отправили реляцию со списком представленных к наградам. Дело по военным меркам — мизерное, зато бумага получилась большая. Подпоручик был адъютантом при дежурном генерале. Не найдя своей фамилии, но желая произвести впечатление на возлюбленную девушку по имени Фридерика, он внес себя в список, искусно подделав список генерала Розена. Молодой человек не подозревал, что тем самым подписывает себе смертный приговор. Претендовал поручик на орден Святого Владимира 4-й степени, который и получил вместе с бантом. Однако обман вскоре раскрылся, молодому офицеру грозил суд. Он бежал из армии, девять дней скрывался и 25 мая 1814 года застрелился возле пруда, недалеко от дома, где жила его любимая»^{19}.

Случались истории гораздо банальнее, чем случай с князем Б., но по-своему не менее трагичные: «Всякий день приходит ко мне Г** вспоминать счастливое время, проведенное в Гамбурге, и в сотый раз рассказывает о незабвенной Жозефине, о восхитительном вечере, в который она, приняв от него в подарок выигранные им тысячу луидоров, находила его весьма любезным целую неделю; но после двери ее были уже всегда заперты перед ним, и он, как влюбленный испанец, приходил с гитарою перед дом (так в тексте. — Л. И.), где жила эта драгоценность. <…> И все это он рассказывал мне совсем не шуточно, но с тяжелыми вздохами и навернувшимися слезами…»^{20}