Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки

«Обеденный зал Дома писателей в Дубулты, – вспоминает прозаик Евгений Лукин. – Горблюсь за пустым столиком (жизнь не вышла, пишу плохо, обслуга не замечает), а мимо вальяжно шествует Аркадий Стругацкий. Внезапно меняет маршрут и присаживается напротив. Не верю происходящему. Нет, встречаться-то мы и раньше встречались, просто поговорить не удавалось. Не зная, с чего начать беседу, я каждый раз застенчиво стрелял у него сигаретку, после чего терялся от собственной наглости – и немел»{80}. Всесоюзный семинар фантастов, последний из которых состоялся в Дубулты в 1990 году, собирал представителей этого необычайно востребованного народом жанра со всей страны. Фантастику читали много и запоем. Соответствующими были и тиражи. Достаточно сказать, что в «Молодой гвардии» в это самое время (с 1967-го) и вплоть до 1991 года выпускалась дефицитная «Библиотека советской фантастики».

Братья Аркадий и Борис Стругацкие вальяжно шествовали не только по Рижскому взморью, но и по всей советской научной фантастике. И по праву, ибо рядом с ними и поставить некого. «Трудно быть богом» (1964), «Понедельник начинается в субботу. Сказка для научных работников младшего возраста» (1965), «Отель “У Погибшего Альпиниста”» (1970), «Пикник на обочине» (1972) – на эти и многие другие их произведения читатели в библиотеках записывались на месяц вперед. Экранизировали повести и романы Стругацких лучшие советские режиссеры. С большим интересом ждали выход новых книг и других писателей – Ивана Ефремова, Кира Булычёва, Еремея Парнова.

Столовая Дома творчества порой превращалась в театральный зал, где разыгрывались и полунемые сцены. Почему полунемые? Потому что один писатель говорил: «Здравствуйте!», а другой в ответ молчал.

Игорь Дедков рассказывает: «В июле Гранины, как всегда, были в Дубулты, там же отдыхал Анатолий Софронов: уже после того как перестал быть редактором “Огонька”. Новое положение Софронова, видимо, смущало; видимо, с ним стали не столь предупредительно здороваться, и вот однажды он при встрече по пути в столовую – из столовой сказал Гранину:

– Почему вы, Даниил Александрович, со мной не здороваетесь?

– А я с вами никогда не здоровался, – ответил Гранин.

– Ах так, – сказал Софронов с некоторым облегчением, – а то теперь со мной многие перестают здороваться, вот я и подумал!

На том и расстались.

– И что же? – спросил я Гранина. – Вы стали с ним теперь здороваться?

– Зачем же?! – ответил Гранин.

Все осталось по-старому»{81}.

Поэт и драматург Анатолий Софронов много лет кряду руководил журналом «Огонек» (с 1953 по 1983 год), тем самым, что недавно приказал долго жить. А когда-то этот большой цветной журнал был чрезвычайно популярным. В нем публиковались такие же большие – в разворот – репродукции картин русских передвижников. Их вырезали и вешали на стену простые советские люди, желая раскрасить унылые стены своих коммунальных квартир. Даже у товарища Сталина на даче висела картинка из «Огонька». Журнал также славился кроссвордами и прекрасными фотографами (профильный отдел в журнале с 1965 года возглавлял прославленный Дмитрий Бальтерманц). В редакции «Огонька» за огромное влияние Софронова звали за глаза «Папой», так вспоминает Надежда Кожевникова, проходившая в журнале практику. Гонорары в журнале платили отменные. Софронов был всесилен до тех пор, пока его не сплавили на пенсию в 1983 году. И «Папу» сразу перестали «видеть в упор» те, кто еще вчера заискивал и унижался перед ним, желая тиснуть в журнал статейку-другую.

Писатели относились к Анатолию Софронову и его журналу по-разному. Алексей Арбузов, например, запрещал читать «Огонек» даже своим детям. «Отец считал это все очень разлагающим», – вспоминает дочь драматурга Варвара Алексеевна{82}. (Наравне с «Огоньком» вредными для детей драматурга считались телевизор и игра в карты, с чем трудно поспорить.) А Виктор Астафьев олицетворял с этим журналом свой успех. «Почему-то лелеял мечту напечататься в “Огоньке” – напечатался, и даже премию получил»{83}, – признавался он в письме от 28 августа 1967 года. Что касается Даниила Гранина, то его презрение к Софронову, скорее всего, было навеяно участием последнего в послевоенной борьбе с так называемым космополитизмом. Такое не забывается. Софронов считался ярким представителем консервативного крыла Союза писателей.