Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920–1930 годы.

История ленинградского диспансера символизирует общие перемены в нормативных суждениях советской государственной системы. Действительно, занятия Маркус, ее явно непрофессиональные, но в целом филантропические взгляды на проституток не соответствовали новым принципам маркировки отклоняющегося поведения, становившимися господствующими в 30-е гг. Элементы аномического состояния советского общества проявились в конце 30-х гг. в отсутствии конституированных норм отношения к проституции. Торгующие собой женщины формально не могли быть подвергнуты правовому преследованию. Однако деэротизация советского сексуального тела неизбежно повлекла за собой объявление как проституирующих женщин, так и пользующихся их услугами мужчин лицами асоциальными. И по логике действий советских властных структур они подлежали уничтожению. К концу 30-х гг. все колонии типа Свирской были переданы в систему лагерей НКВД. Судьбы загнанных в подобные лагеря женщин были трагичны и безысходны. Это является еще одним доказательством победы в советской России тенденции насильственного искоренил отклоняющегося поведения.

Эпоха 20–30-х гг. породила и тот нормативно-правовой хаос, который ощущается и сегодня. Советская государственность отказывалась воспринимать торговлю любовью как своеобразный вид ремесла Одновременно при отсутствии системы регламентации становилось совершенно неясным, кого и за что необходимо называть проституткой и что такое проституция, если акт купли-продажи — важнейший признак сексуальной коммерции — нигде не регистрировался. В советском законодательстве отсутствовали нормы, объявлявшие торгующую собой женщину уголовной преступницей. Но в арсенале правоохранительных органов было много способов привлечь эту особу к ответственности за другие проступки. При этом, как правило, действия женщины-преступницы — воровки, хулиганки, мошенницы — квалифицировались и как занятие проституцией. Это позволяло создать своеобразную иллюзию, что в советском обществе сексуальной коммерцией занимаются либо криминальные элементы, либо по принуждению. Путаница проникла и в уголовную, и в гражданскую статистику. Проводимый органами внутренних дел учет женщин, торговавших собой, реального представления о размахе проституции не давал, но создавал видимость того, что сексуальная коммерция в советском обществе — явление вымирающее. На самом деле это лишало государство возможности контролировать развитие проституции и, главное, оказывать посильную помощь женщинам, желающим порвать с прошлым.

§ 4. Смерть

Вообще традиционным отклонением считается самоубийство, но понять изменение его социального содержания в советских условиях невозможно без анализа классической и неопровержимой дихотомии — «жизнь и смерть». Ее существование представляет собой самое веское доказательство дополнительности понятий «норма» и «аномалия». Смерть, кроме всего прочего, является нормой жизни и в то же время ее самым стабильным элементом. На протяжении всей истории человечества мрачную торжественность обрядов, сопровождающих уход человека в мир иной, считают показателем уровня развития цивилизации. К началу XX в. в ментальности российских горожан, и в частности петербуржцев, сложились довольно четкие представления о духовной значимости, биологической сущности и социальном статусе смерти. Эти представления соответствовали качеству городской среды. Оно определяется оптимальным сочетанием социальных отношений, в данном случае религиозности населения, и их пространственно-предметным контекстом. В Петрограде накануне 1917 г. 90 % всех случаев смерти сопровождались религиозными обрядами и персональным захоронением на кладбищах. Этот ритуал считался традицией и, следовательно, нормой, закрепленной и в бытовых практиках, и в ментальных представлениях.