Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920–1930 годы.

Фабула появления питерского крематория заслуживает специального изложения. Ведь до сих пор в архитектурной и культурологической литературе бытует представление, что впервые учреждение по ритуальному сжиганию трупов в СССР появилось в Москве в 1922 г. Доступные ныне источники фрагментарны. Достоверно известно, что уже в феврале 1919 г. в Петрограде была создана «Постоянная комиссия по постройке Первого Государственного крематория», председателем которой был назначен Б. Г. Каплун[176]. Анненков вспоминал: «Чрезвычайное увеличение смертности петербургских граждан благодаря голоду, всякого рода эпидемиям и отсутствию лекарственных средств, а также недостаточное количество гробов, выдаваемых тогда напрокат похоронным отделом Петросовета, навело Каплуна на мысль построить первый в России крематорий. Это показалось ему чрезвычайно своевременным и прогрессивным. Каплун даже попросил меня нарисовать обложку для «рекламной брошюры», что я и сделал. В этом веселом «проспекте» приводились временные правила о порядке сожжения трупов в «Петроградском городском крематориуме» и торжественно объявлялось, что «сожженным имеет право быть каждый умерший гражданин»»[177].

Однако реальное осуществление этого права несколько затянулось. Правда, комиссия организовала конкурс на лучший проект крематория, который прошел довольно быстро и успешно с участием более 200 чел. Комиссия отмечала, что «проявление столь большого интереса возможно объяснить лишь назревшей потребностью в осуществлении идеи кремации трупов…»[178]. Победителем вышел И. И. Фомин — автор проекта под девизом «Неизбежный путь». Активное участие художников, архитекторов и скульпторов в конкурсном состязании на право быть создателем первого в России крематория свидетельствует не только о превалирующем влиянии бытовых практик эпохи военного коммунизма на поведение интеллигенции. Оно может рассматриваться и как косвенное доказательство появления феномена «извращенной смерти» в ментальности части интеллектуалов, захваченных большевистской утопией полного разрушения норм прошлого. Элементы этого феномена власти старались внедрить и в повседневность всего городского социума. Однако делалось это поспешно и сопровождалось оскорблением религиозных чувств. 27 марта 1919 г. президиум Петроградского совета решил развернуть постройку крематория на территории Александро-Невской Лавры, что вызвало резкое возмущение представителей петроградского духовенства. Митрополит Вениамин обратился к Г. Е. Зиновьеву с просьбой не осквернять земли возле храма. Однако на территорию Лавры продолжали свозить строительный материал. Решено было мобилизовать все материальные и людские ресурсы. Каплун отправил специальную «почто-телеграмму» начальнику петроградского лагеря принудительных работ; «Предлагаю выслать на постройку крематориума, Обводный канал 17, в распоряжение коменданта… ежедневно по 20 человек рабочих»[179]. Для координации работ понадобилась автомашина. Обращаясь в комиссию по мобилизации автомобилей для нужд фронта. Каплун просил выдать «…машину фирмы «Адлер», 10 сил, необходимую для ежедневной поездки на место постройки и склады материалов, расположенные на окраинах города». Необходимость автомобиля мотивировалась следующим образом: «Постройка крематория принадлежит к числу работ, не терпящих отлагательства»[180].

Лишь в декабре 1919 г. Петросовет в связи с нехваткой средств и рабочих рук решил прекратить возведение крематория на территории Александро-Невской Лавры. Но от идеи спешно ввести в норму акт сожжения умерших власти не отказались. Комиссия Каплуна обратилась в Центральный жилищный отдел Совета коммунального хозяйства с просьбой «…в срочном порядке выдать ордер на занятие дома по 14 линии, угол Камской улицы (бывший дом Рожкова, в котором помещался сахарный завод, потом баня. Теперь он полуразрушен, но остались фундамент и дымовая кирпичная труба). Это помещение необходимо для постройки временной кремационной печи в Петрограде»[181].

Действительно, крематорий начал действовать в наспех переоборудованном здании бани. Первого покойника торжественно отобрали в городском морге. Им оказался безродный нищий. Родственники умерших с недоверием относились к сжиганию тел своих близких. Для преодоления сомнения власти попытались ввести публичную церемонию кремации. Регулярным участником этого малоэстетичного с позиций европейско-христианской культуры зрелища был Каплун. По воспоминаниям К. И. Чуковского, большевистский лидер часто говорил: «Не поехать ли в крематорий?», как прежде говорили: «Не поехать ли к «Кюба» или в «Виллу Родэ»?» Так назывались самые шикарные петербургские рестораны. Правда, по свидетельству очевидцев обстановка в псевдокрематории была угнетающей. Тот же Чуковский писал в своем дневнике 1 января 1921 г.: «Все голо и откровенно. Ни религия, ни поэзия, ни даже простая учтивость не скрашивают места сожжения. Революция отняла прежние обряды и декорумы и не дала своих. Все в шапках, курят, говорят о трупах, как о псах»[182].