Повседневная жизнь советской коммуналки

И по прошествии нескольких лет переезд на открытых грузовиках уже был немыслимым. Даже на летнюю съемную дачу. Кстати, мода на те самые обособленные дачи тоже началась вскоре после запуска механизма переселения из коммуналок. До них были турбазы, дома отдыха, пансионаты – с общей столовой, спортивными играми и одним телевизором на этаж.

Авоськи постепенно сменялись полиэтиленовыми пакетами. Торговля вразвес – фасовкой товара еще до прилавка. И даже начавшееся в 1962 году внедрение трехпрограммного проводного радиовещания было явно рассчитано на отдельные квартиры – в коммуналке это было бы явно избыточно.

Прайвеси, обособленности хотелось все больше и больше. Но мешал сам общественный строй. Слишком уж глубоко влезала государственная машина в личную жизнь советских граждан. И за это была снесена.

Кинокритик Денис Горелов в заметке, посвященной фильму режиссера Льва Кулиджанова «Дом, в котором я живу», пишет: «Массовое жилстроительство Хрущева внезапно породило у миллионов ощущение частной, собственной, отдельной крыши. Чудесное остолбенение на лицах теток-новоселок в серых шерстяных платках и драповых пальто с цигейкой сыграть было невозможно – многочисленные хроники и картины живописцев решетниковской школы запечатлели перворождение советского консерватизма. Город переставал быть обобществительной дробилкой, и миллионы наконец-то оседлых граждан принимались яростно прибивать гвозди – под санки и рейсшины, лохани и карнизы, портреты мамы-папы в самодельных рамочках, сколоченных на уроках труда, карты мира и моей родины СССР. Эти люди еще сушили белье во дворах ввиду скудости полезных метров и унаследованного от общинного житья добрососедства – но уже начинали обзаводиться не собакевической мебелью, грузной, прочной, немаркой и удобной при вечных погрузках, а зеркальными шкафами с полиролью и подписными изданиями без вечной прогалины от веревки. И они втихомолку знали, что того же года пьеса В. Розова “В поисках радости” – полная дурнина, ибо не стоит делать из платяного шкафа фетиш скопидомства, рубить его дедовской шашкой и противопоставлять живым золотым рыбкам. Шкаф и рыбки – явления одного порядка. Родственные».

А вот он же – в заметке о фильме Ильи Фрэза «Вам и не снилось»: «Испорченные совместным проживанием на куцей жилплощади, общей кухней, туалетом и телефоном, предки регламентировали все – от времени возвращения домой до деньрожденьских церемониалов, включая категорическое табу на завтрак у телевизора. Поколение тридцатилетних, кому в 80-м было десять – тринадцать, и сегодня может порассказать о той поре немало душераздирающих историй. Как собственного первенца забацали пожаром в 19 лет, чтоб только мамочка с головы слезла – а вернее, перелезла на голову к внуку; как дом был закрыт для друзей, потому что гостей надо принимать со скатертью, айвовым вареньем в вазочках и разговорами о здоровье мамы, а не за закрытыми дверями под магнитофон; как мать и по сей день донимает звонками об изменении температуры на пять градусов и надел ли сыночек свитер и теплые треники. Над макаревичевским “Позвоните родителям” хохотало полстраны: американский слоган, подразумевающий, что недурно было бы хотя бы раз в год звякнуть родне в Миннесоту, в России приобрел совершенно специфическую окраску: мама волнуется, мама уже четыре раза за ночь разговаривала с твоим автоответчиком, а тебя все нет, бесчувственная дрянь!»

Безусловно, это социальное явление – тотальное перемещение огромного народа из коммуналок в собственное жилье – еще ждет своих исследователей, в первую очередь, естественно, психологов, а то и психиатров.

* * *

Впрочем, вернемся к теме коммунального жилья. Главным решительным ударом по советским коммуналкам стали советские же пятиэтажки, они же панельные пятиэтажки, они же хрущевские пятиэтажки, они же хрущевки. Именно Никита Сергеевич Хрущев решил раз и навсегда покончить с коммунальным бытом. 31 июля 1957 года было принято постановление «О развитии жилищного строительства в СССР». Таким образом был дан старт глобальной застройке всей страны и в первую очередь Москвы так называемыми хрущевками. Вступила в действие программа «индустриального домостроения».

Сегодня их активно сносят. Вместе с тем многие ведущие искусствоведы всерьез считают эти более чем скромные домишки памятниками. Правда, памятниками скорее не архитектурными, а градостроительными. Сама по себе хрущевка, в общем, ничего не значит, но в сочетании со своей незатейливой и трогательной инфраструктурой – детские площадки, скамейки для бабушек, столики для доминошников, хоккейные «коробки», голубятни, турники, расчерченный для «классиков» асфальт и много-много зелени – являют собой неповторимый и бесконечно уютный мирок.