“Тов. Грудастый спокойным взглядом выдающегося хозяйственника обводит настороженно притихшие лица первых рядов, как бы выражающие общее мнение: ‘Уж наш т. Грудастый не подкачает, уж он уверенно доведет до конца стройку и справедливо распределит квартиры среди достойнейших’ ”.
Ошейников перечел все написанное. Очерк выглядел недурно».
Для конвертации в отдельное жилье шел в ход любой ресурс. У Ошейникова был ресурс медийный. У кого-то – административный. У многих – финансовый. Кто-то, напротив, выбирался на принципе «не имей сто рублей, а имей сто друзей».
Участник еще одного фельетона тех же двух авторов, что называется, давил на жалость:
«В тревожном состоянии, давно и тяжело больной, к вам обращается почти старик.
Мои страхи так вероятны, что лучше их предупредить.
Десятый год я – пайщик РЖСКТ им. Дзержинского, – Садовая-Земляная улица, 37/1. Я внес 2150 рублей, более тысячи рублей сверх полного пая.
Я – транспортник с 1900 года. При советской власти более десяти лет был начальником эксплуатации и начальником дороги, из них четыре года на дорогах фронта. Сейчас доработался до полной инвалидности. Состояние здоровья ухудшается из-за очень плохих бытовых условий – на 19 квадратных метрах шесть человек, почти чужих друг другу. По стажу и паенакоплению я имею все преимущества.
Предыдущая служба только укрепляет мое право.
Сейчас кооператив распределяет квартиры. Хотя мне говорят, что я получу, но говорят так неконкретно, так формально, что я теряю надежду. По состоянию здоровья я не в силах часто ездить и защищать свое бесспорное право. Более молодые сейчас уже получают.
Подумайте! Десять лет ждать, понимать, что в обстановке новой квартиры я еще проживу пять-шесть лет, пока не поставлю на ноги тринадцатилетнего сына, – и не получить.
Я страдаю двумя видами астмы, почти не могу ходить. Чтобы вернее себя обеспечить, я вместо трехкомнатной прошу двухкомнатную, но обязательно отдельную квартиру.
При всей моей личной заинтересованности, я думаю, что вопрос этот имеет общественное значение.
С большой надеждой Б. И. Григорович».
«Почти старик» настолько преуспел в своем умении жаловаться на жизнь, что даже достучался до сердец двух записных зоилов. «Нет, не видно здесь уважения к старости!» – сетовали они.
Дело расселения шло с огромным скрипом. Снова Ильф и Петров: «Обычай таков: первым глухой ночью в новый дом въезжает председатель правления, комендант с ночными сторожами торопливо перетаскивает его вещи. За председателем, естественно, вкатывается в дом его заместитель; далее, естественно, следуют члены правления: они мчатся на быстроходных грузовиках, из которых в разные стороны торчат матрацы и фикусы. На рассвете, кусая друг друга, вселяются члены ревизионной комиссии, эти основные борцы за справедливость. И к утру обычно дом, в котором еще не везде есть стекла и полы, уже заселен. Бегай после этого, доказывай свою правоту, судись! Все равно – уже поздно».
Их современник Михаил Кольцов писал в статье «Здоровая горячка»:
«Злоба московского дня – постройки, застройки, достройки, перестройки, строительство.
Любимый герой дня – не лихой фронтовик-военный, не продработник, не журналист, не дирижер. Только архитектор, склоняющий хмурое чело над чертежами и сметами, изрекающий истины о кубатуре теплопроводности и доходности, разве только он один способен вызывать восторженный шепот позади себя.
И единственное золотое руно, что манит к себе несметное множество мечтателей, от батистового нэпача до кожаного председателя завкома, единственное сокровище, излучающее ослепительное сияние, – кирпич!
Что валюта! Что бриллиантовые и алмазные караты! Что кокаин! Что самогон! Нет на свете вещи нужнее, выгоднее, желаннее, драгоценнее простого, честного, четырехугольного кирпича!
Как правило, кирпича в Москве нет. Отдельные счастливцы обладают небольшими партиями, которые хранят, вероятно, в несгораемых шкафах. Кое-кто добился разрешения на разборку старых зданий и выгрызает кирпич из стен развалившихся церквей или казарм, как дитя грызет леденец.
Прочие же рыщут вокруг Москвы, в радиусе до тысячи верст, и ищут строительный материал для московских построек. Кирпич идет в Москву из Киева! В каком виде он, трясясь в товарных вагонах, доезжает до места назначения, сколько это стоит, можно себе представить.
Если кирпич – валюта, то почему ее не подделывать? Правда, оборудование нужно более громоздкое, чем при кустарной фабрикации червонцев. Но прибыль, пожалуй, не меньше. И на рынке уже гуляют партии подозрительных рыхлых, плохо обожженных плиток унылого, лимфатического, грязно-желто-алого цвета. Остерегайтесь подделки, товарищи!
Кирпич – золото! Цемент – серебро. Глина и дерево, коими изобилует весьма Россия – несравненно дешевле. Посему процветает наряду с каменным строительством – деревянное».