— Я не могу поехать к ней, понимаешь, не могу. Я хожу в дома престарелых в Париже, я читаю старикам лекции по живописи и показываю диапозитивы картин. Я провожу с ними долгие часы, но не могу поехать к моей любимой бабушке — мне страшно увидеть, во что ее превратили. Ты бы посмотрела на Мами («мами» и «папи» внуки во Франции называют дедушек и бабушек —
Ежегодно по стране из-за плохого отношения к постояльцам или ветхости здания закрывается 100 частных домов престарелых. В них все заодно — директор, врач, медсестры, и чтобы обнаружить все нарушения, дирекция санитарных и социальных дел (ДАСС) в последнее время устраивает в пансионах неожиданные ночные проверки.
Конечно, «под старость жизнь такая гадость», но не для всех и не всегда. Найдутся в Париже абсолютно счастливые старики и после 75 лет. Двое из них живут в нашем доме. Месье Туше 83 года, его лысина сияет, он упитан, невысок, хорошо одет и строго смотрит на мир из-под очков в золотой оправе, но стоит ему улыбнуться, как от строгости не остается и следа — Роже Туше невероятный добряк и весельчак В юности он закончил школу прикладных искусств и постоянно что-то мастерит в квартире и обустраивает в чулане и подземном гараже. Полки и шкафы появляются у него быстрее, чем голуби из рукава умелого фокусника. Солнце месье Туше, его радость, гордость и смысл жизни — жена. «Я живу и работаю для моей дорогой Лилиан. Кто будет о ней заботиться, случись что со мной?» — говорит Туше, с нежностью глядя на свою половину. Последний ребенок обедневшего австрийского барона, запутанным хитросплетением судьбы оказавшегося с семьей во Франции в тридцатых годах прошлого века, мадам Туше унаследовала от отца гренадерскую стать, пронзительно голубые глаза и льняные волосы. На голову выше мужа, спортивная, энергичная, загорелая, с аккуратным хвостиком волос, всегда в изящных брючках или элегантном платье, она в свои 77 лет не сидит на месте. Два раза в неделю ходит в бассейн по соседству, выделывая под водой всевозможные кренделя ногами («Нет ничего лучше для суставов!») и подтягиваясь, ухватившись за высокий бордюр («Прекрасное средство от дряблости рук!»); навещает взрослых детей и внуков; ходит с мужем по ресторанам и постоянно путешествует. То и дело я замечаю моих соседей в их маленьком джипе, доверху загруженном чемоданами. «Едем в наше студио в Ницце!» Или: «Решили проведать сына на его даче в горах!» Чтобы иметь возможность так весело проводить время в старости, Туше проработали всю жизнь: сперва в ресторане старшего брата Лилиан на юге Франции, потом в собственной блинной в центре Парижа. «Представляете, дорогая Ольга, это маленькое заведение оказалось для нас нефтяной вышкой: ни один студент или турист не проходил мимо, не отведав наших блинчиков с разными начинками. Недорого, вкусно, быстро. Теперь дело ведет внук — ему уже тридцать».
Туше обожают принимать в своей трехкомнатной, красиво обставленной квартире с большим балконом. Побывав у них дома, я поняла секрет успеха блинной: ни один человек не устоит перед таким гастрономическим напором. Лилиан в развевающемся широком платье из золотистой ткани метеором носится из кухни в столовую с подносами: «Пейте ваше шампанское! Попробуйте фуа-гра! Съешьте оливки! Возьмите тостик с семгой! Как вам мое пирожное?» Все французские холодноватые манеры забыты. Вы — жертва тайфуна непонятно откуда взявшейся славянской гостеприимности и генетически объяснимого вагнеровского натиска. Затаив дыхание, Лилиан следит за тем, как едят гости, постоянно спрашивает, все ли вкусно, и успокаивается только после того, как все тарелки и бокалы пусты.