Читаем Повседневная жизнь Стамбула в эпоху Сулеймана Великолепного полностью

Личные встречи, даже частные собрания, весьма распространены. Стамбульцы народ общительный: они любят ходить в гости и принимать у себя гостей, любят за чашкой хорошего кофе, покуривая свой чубук, поболтать о том и о сем, а заодно уж и решить все вопросы мироздания. На свои собрания они часто приглашают поэтов, а если хозяин дома принадлежит к высшему обществу и располагает достаточными средствами, то он созывает гостей на спектакль с музыкой, пением и танцами. По словам Эвлийи Челеби, в Стамбуле середины XVII века было более шести тысяч музыкантов{478}, среди которых следует выделить «музыкантов на государственной службе», размещенных по казармам вблизи Сераля. Их обязанности состояли, во-первых, в исполнении утренних серенад, посвященных падишаху и видным особам после их вступления в новую, еще более высокую должность, и, во-вторых, в том, что они должны были в урочный час будить весь дворцовый персонал, дабы он успел приготовиться к утренней молитве. Эти музыканты объединены в особый корпус мехтеров. Принадлежность к нему почетна, и его члены хорошо вознаграждаются. Однако он не входит в состав городских корпораций и корпорацией не является. Другие музыканты распределяются на группы соответственно тем инструментам, на которых играют. Они находятся в подчинении у своего шефа, сазендебаши. Всего же этот видный персонаж культурной жизни столицы руководит 71 музыкальной корпорацией исполнителей на струнных, духовых и ударных инструментах.

Именно музыкантов второй категории приглашают давать частные концерты в конаках. Часто — совместно с танцовщицами, черкешенками и цыганками. Не столь уж и редко эти концерты с танцовщицами перерастают в оргии. В этом отношении высший свет следует малопоучительным примерам, которые в свое время были даны Селимом II и Ибрагимом I.

Среди корпораций имеются и такие, которые объединяют тех, кого Эвлийя Челеби определяет как профессиональных «забавников» и развлекателей. Этот разряд деятелей искусства подразделяется, согласно одной турецкой хронике, на комедиантов, шутов и фокусников. Среди них есть турки, арабы, евреи, армяне, цыгане. По словам Эвлийи Челеби, все они — повесы и негодяи с твердо установившейся репутацией распутников, а праздничные вечера с их артистическим участием непременно заканчиваются оргиями тоже с их участием, но уже в качестве партнеров для гостей{479}.

Имеются развлечения и более пристойные. Турки очень любят играть в триктрак (тавда), игра эта особенно распространена в кафе. Они играют также в шахматы (сатранч). Те из них, кто привычен к спорту, в большинстве своем предпочитают борьбу (гюреш), которая имеет глубокие корни в национальной турецкой традиции. Этот вид спорта подразделяется на вольную борьбу и на борьбу, перед вступлением в которую противники обильно смазывают свои тела оливковым маслом, чтобы затруднить захват. В борьбе второго рода особенно отличаются дубильщики из Касим-паши. Стамбульцы увлекаются также борьбой верблюдов, баранов и петушиным боем{480}. Плавание и легкая атлетика пользуются гораздо меньшей популярностью. Зато подлинно национальным видом спорта следует признать стрельбу из лука: первоначально она входила неотъемлемой частью в общую тренировку воина и лишь потом превратилась в общенародное развлечение. В соревнованиях по стрельбе из лука нередко принимают участие самые высокие сановники Империи. Обычное место этих состязаний — Окмейдан, площадка, разбитая на вершине холма, возвышающегося над Касим-пашой; по краям этой площадки установлены стелы с высеченными на них именами победителей соревнований.

Другой тоже традиционный вид спорта — это охота. Все султаны, за малым исключением, развлекались охотой, но у некоторых из них это увлечение перерастало в подлинную страсть. Как, например, у Мехмета IV, который в историю вошел как Авджи (Охотник). Охотничьи угодья располагаются либо на землях, находящихся в личной собственности султана, либо во Фракии; охотятся либо с луком, либо с копьем, иногда с рогатиной; султан преимущественно охотится с соколом и с собаками. Некоторые придворные и слуги в свите падишаха отвечают за обучение охоте и за содержание соколов (доганджибаши), и за натаскивание на дичь собак (самсунджубаши). Некоторые территории в окрестностях Стамбула выделены в качестве угодий для охоты исключительно султана, на других дозволено охотиться всем мусульманам, но — не «франкам», которым отводятся для этого особые участки. Вообще говоря, удовольствия от занятий охотой — счастливый удел лишь стамбульцев, причем немногих. Если какой-нибудь крестьянин из окрестных деревень и вздумает иной раз поохотиться, то возьмет лук в руки не ради забавы и развлечения, а для того, чтобы продать дичь на одном из столичных рынков. Впрочем, турок, как правило, не очень-то и ценит в качестве яства дичь, которая идет на приготовление лишь изысканных блюд, подаваемых в Серале или в домах «франков» в Галате.

Перейти на страницу:

Все книги серии Живая история: Повседневная жизнь человечества

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология